Я обернулся к санитару:
— Послушай, Резя, ты бы рассказал нам, что нового в здешних краях. О чем говорят люди?
— О многом говорят люди. Всего и не упомнишь. Толкуют, например, о том, что в Верхней Молдове можно встретить теперь самого Иисуса Христа… А у нас, в Нижней Молдове, ходит по дорогам и его святая мать…
— Вот как! Занятно!.. И что же они делают?
— Дают советы…
— Какие же это советы? Что говорит Христос селянам из Верхней Молдовы? Какие советы дает богородица из Нижней Молдовы?
Слушая наш разговор, Орош улыбался. Но Резя не шутил. И он ответил вполне серьезным и спокойным голосом:
— Иисус и богородица говорят одно и то же: беритесь за топоры и косы, говорят они, беритесь за оружие и гоните прочь коммунистов, гоните их из ваших сел. Подстерегайте их в лесах и в укромных местечках и, ежели они попадут к вам в руки, убивайте их, убивайте без жалости, как собак. Тому, кто убьет хотя бы одного коммуниста, простятся все его грехи. Пусть будет спокоен: душа его попадет прямехонько в рай, минуя все семь небесных заграждений…
Улыбка сошла с лица Ороша. Улыбка сошла и с моего лица. А Клементе Цигэнуш, выпуская дым после очередной затяжки, сказал:
— До сих пор мы боролись с людьми, и это было нелегко. А теперь, похоже, придется бороться и с привидениями.
— Да, — подтвердил Орош. — Тягаться с привидениями, может, будет даже потруднее, чем с людьми…
За окнами гудели ветер и дождь. Ветер был холодным. И дождь был холодным. Но в комнате воздух стал согреваться. Становилось тепло.
С наступлением ночи мир окутала тьма. Невозможно определить в точности мгновение, когда вечер переходит в ночь. Но в Урлэвынте ночь явно уже наступила. Потухли последние огни в окнах, и только лампа, подвешенная к потолку примарии, все еще горела. Секретарь уездного комитета партии устроился на ночь прямо на полу, неподалеку от горячей печурки. Он очень устал за день и мгновенно уснул. А может быть, мне только показалось, что он спит. Дыхание его, во всяком случае, было ритмичным и спокойным.
Санитар Резя, который все еще не решался оставить раненого, закурил сигарету. Мне тоже захотелось курить… Сделав первую затяжку, я снова вспомнил тех, что остались в лесу. Молодого парня, которого звали Ангел, мы оставили там мертвым, но отец его был еще жив. Теперь он наверняка тоже мертв. Скорее всего, он умер сразу же после нашего ухода. Он умер… А я жив. Я жив и нахожусь в примарии села Урлэвынт. Я сижу у теплой печурки и вдыхаю теплый воздух и сигаретный дым. Я тоже выкурил сигарету. Горьковатый табачный дым мне нравится. Он меня успокаивает. Я чувствую усталость, но у меня ничего не болит. Другими словами — я живу и наслаждаюсь жизнью. А через несколько минут я тоже вытянусь на полу рядом с Орошем, накроюсь своим кожаным пальто, которое уже подсохло, и тоже засну. Я буду спать, спать… Я засну, засну, но я не умру. Утром проснусь и буду продолжать свою жизнь. Я буду жить, жить…