И все-таки он ее спросил. Не сразу, не вдруг, а после приятной прогулки верхом. Они как раз вернулись в его дом, где на кухне хлопотала одна из женщин с фермы, пришедшая приготовить Якову воскресный обед. Чудесно пахло картофельной похлебкой и жареным мясом, но обед был еще не готов. Поэтому Яков налил Альв бокал вина, плеснул себе коньяка и, закурив, папиросу, спросил:
— Что ты сделала с лошадьми, Альв?
— А что я с ними сделала?
Ее удивление казалось искренним. Озадаченный Яков не знал, что об этом и думать, поскольку всему есть предел: терпению, удивлению, воображению, наконец.
— Когда мы пришли на конюшню, лошади, словно бы, испугались, — объяснил он, старательно подбирая слова. — Может так быть, что они испугались тебя?
— Меня? О чем ты говоришь? Как могут лошади испугаться человека, который не успел и слова сказать, и уж точно ничего не успел им сделать?
— Ты что, не помнишь? — Яков все еще пытался понять, не играет ли с ним Альв, но, похоже, она, и в самом деле, не помнила того, что произошло в конюшне.
— Что я должна помнить? — нахмурилась девушка, и Яков увидел, как меняется цвет ее кожи. Несколько мгновений, и Альв стала обладательницей золотистой кожи и темно-синих глаз. Смотрела исподлобья, настороженная и необычно напряженная.
— Лошади испугались и стали сходить с ума…
— Серьезно? Ты не шутишь? — Цвет кожи стал темнее. Это была уже бронза, а не золото. Кобальтовая синь охватила не только зрачки, но и белки глаз.
— Я говорю серьезно, — кивнул Яков, не представляя, куда может завести их этот разговор. — Они буквально взбесились. А потом ты хлопнула в ладоши и что-то сказала. Я не разобрал, что, но мне показалось, что это был какой-то приказ на древнегерманском языке. И лошади сразу же успокоились. Совсем!
Теперь перед ним сидела красавица с кожей цвета темной бронзы и фиолетовыми зрачками, окруженными глубокой синью белков. Но дело было не только в цвете. Зрачки приобрели веретенообразную форму и это были кошачьи вертикальные зрачки. Вот только кошек с фиолетовыми глазами, насколько знал Яков, в природе не существует.
— Я… — похоже, Альв не знала, что сказать. — Я…
Бокал выпал из ее пальцев и разбился. Разлетелись осколки стекла и брызги вина, но Якову было не до них. Альв трясло, как в сильной лихорадке или в начале эпилептического припадка.
— Я… — она силилась, но ничего не могла сказать, а потом резко закатила глаза, захрипела, как при удушье, и опрокинулась на спину.
Он еле успел ее подхватить, но, когда уложил на диван, все уже кончилось. Альв была без сознания, но дышала ровно. Глаза закрыты, но он был уверен, что сейчас они снова голубые, потому что и кожа снова стала матово-белой и гладкой, словно атлас.