Историкум. Мозаика времен (Бор, Беляков) - страница 216
А вот то, что и третья плита приподнята, – совсем никуда не годится. Выходит, на боевом взводе стоит и сама технэма, не только ловушки. Чем она может порадовать? Мостов тут нигде нет, плотин тоже, здесь вообще с водой худо. Открыть тайный ход? Да ни в коем случае. Для этого меоты устроили бы технэму в сто раз меньше и в триста раз проще. Нет, тут другое дело. Своротить четверть горы и обрушить её вниз, на каких-нибудь чаемых осаждающих, это – запросто. Только сейчас внизу нет нападающих. Там пять деревень. Готская, татарская, две русские и одна эллинская…
Я прыгаю на круглую плиту, заведующую ловушками. Она с мерзким скрипом опускается подо мной. Ловушки отключаются. Большой камень, заперший за нами вход в пещеру, освобождает путь.
Всё, наша работа здесь закончена.
Завтра сюда придут слуги местного архонта, намертво закрепят две другие плиты. Потом явятся рабочие из Херсонеса и аккуратно разберут всё устройство сверху донизу. А мы будем только указывать и покрикивать. Мы, четверо умельцев старых технэм.
Если, конечно, Аргиропул выживет…
Мы с Лобаном выбираемся наружу. Ксения уже вытащила маленького, сухенького Аргиропула на свет Божий. Кажется, приходит в себя. Дышать стал глубже. Или нет? Не могу понять.
Протягиваю фигурку бородача Ксении. Она у нас знаток умерших языков. Больше, чем я. Больше, чем целая кафедра великих умников в Московской государственной акадэмии.
Щурится. Двигает губами.
Наконец произносит: «Царь Ярлаган, да хранят его духи предков».
Как же у меня болит голова! Смертельно болит голова.
Нет икон с изображением рая. Но есть октябрь в Крыму.
Мы сидим у мола, клюющего пенную плоть моря. Содержатель винного погреба поглядывает на нас с неодобрением.
Летний жар давно растёкся по травам и камням. Что ни день, то являются металлические ветра, зябь, сырь. Крым – женщина. Благородная, кокетливая, влюблённая в поэмы, драгоценности и наряды. Летом она танцует по волнам, по горным перевалам, между лоз, в полосе прибоя… Изгибает стан, рисует перстами символы и знаки неведомой древности. На ней белая туника с багряной каймой и ожерелье из лалов и пылающего серебра. По осенней поре она бродит по дорогам и постоялым дворам, облекшись в тунику с каймою лазурной. На ней – бирюза, обрамлённая тусклым золотом. Женщина Крым ищет знакомства с нетерпением, уничтожающим всякий закон. Закрыв глаза, она шепчет творения умерших поэтов. Она нежна, но отнюдь не добра. Она изысканна и безжалостна. Тому, кто берёт её, она покоряется жадно, а любит одну себя… Когда осенняя пора переламывается, для госпожи Крым настаёт время обратиться в камень и погрузиться в дрёму до весны. Такова плата за её царское звание, за её буйство и за её драгоценности, но пуще всего – за её надменность. Наступает день, когда следует ей совлечь с себя шелка, снять бирюзовое ожерелье и, обнажившись, припасть к скале, срастись со скалой. В такой день ей холодно, очень холодно. Тогда на всю Таврику опускаются холода. Завтра – такой день, его приход угадывают все, кто любит эту землю, кто готов поклониться этой женщине. Сегодня ещё тепло падает с небес на щёки, волосы и плечи. Сегодня всё хорошо здесь, на Полдневном берегу Крыма.