И море – как берилл, по которому идёт рябь.
И ангелы с небес шлифуют горные пики бархоткой туманов.
И Каламитский шлях – весь в генуэзских дукатах и ромейском пурпуре.
И на светлой гальке херсонесской, близ храма святого Владимира, призывно поблёскивают денарии, драхмы и милиарисии паломников из дальних краёв.
И самодовольные коты храбро когтят гранатовые деревья, не боясь, что спелый плод станет для них казнью.
И царственный павлиний петел в имении князей Гагариных в несусветную рань устраивает побудку гласом инопланетянина…
А завтра случится буря, медузы вылетят на берег, воздух наполнится стеклянной свежестью, морозное дыхание степей доберётся до прибрежных селений.
Содержателю винного погреба самое время убирать столики с улицы. А он по вечерней поре всё никак не может убрать последний столик – мы сидим за ним и не торопимся уходить.
Бедный, бедный старик, придётся ему подождать.
Я так люблю самоцветы крымских вин…
С жизнью меня связывают работа, вино и вера. Больше меня здесь ничто не держит. Неизбывная скука одолевает меня.
– …да, – говорит моя собеседница, – я знаю о чудесных свойствах Партенитского красного. И о чудесном вкусе Сурожского игристого, из имений князя Голицына-Кантакузина. И о божественном нектаре, который доставляют сюда по морю из фемы Халкидики. И о том, что его любит сам государь Николай Александрович, я тоже знаю. Но пить всё равно ничего не буду.
Здесь яшмовая галька. И время от времени к самой пристани у Медведь-горы подплывают дельфины…
– Извините меня, драгоценный Николай Степанович, но вы здесь наслаждаетесь отдыхом, а я прибыла к вам по делу. Для меня вы, а также этот погреб и вся Таврика вместе с ним – работа… – продолжала зудеть она.
А не взять ли жареной рыбы? Тут превосходная жареная рыба. Свежая, только что выловленная.
– …а на работе пить не принято. Не говоря о том, что я вообще не одобряю этого порока!
Безветрие. У самого окоёма – белеет череда рыбацких судёнышек…
– Вы слышите меня, Николай Степанович?
Вот надоедливая коза, откуда ты только свалилась на мою голову!
Хорошо же. Ладно.
– Давайте ваш первый вопрос.
– Судя по отчётам логофетов, умельцы старых технэм занимаются самым опасным делом в империи. Они гибнут чаще воинов, чаще ярыг из особых служб. За весь прошедший 7428 год в разных местах империи на суд Божий ушло полтора десятка умельцев…
– Четырнадцать человек.
– Что?
– Не полтора десятка, а четырнадцать человек. Надо знать точно.
Она покраснела от гнева.
– Извольте: четырнадцать человек, – произнесла она с неприятным нажимом. – Так почему же вы избрали эту службу и по сию пору остаётесь на ней? Многие уходят после пятнадцатилетней выслуги, это позволено особым эдиктом… Что вас так прельщает? Духовный долг? Слава? Вас знает в лицо половина империи… Может быть, вам приносит наслаждение само чувство опасности?