В двенадцать тридцать пять я приступил к первой и единственной операции по извлечению пули, осуществлённой на территории Сычёвской больницы. Снаряд, поразивший Гарольда Карловича, выходил долго, мучительно. Слава богу, теперь жизнь Брумса вне опасности.
Сижу в приёмном покое и записываю то, что случилось. Приходят люди. Я назначаю терапию. На обходе у троих больных видел звёзды на висках. Прописал им строгий постельный режим. Авось обойдётся! Минувшие события прокручиваются в голове, движутся по кругу, точно фигурки в башенных часах.
Проведал Брумса. Спит, как младенец. Рана удивительно хорошо выглядит. Не представляю, как такое может быть.
Только что заходила уборщица Фрося, спрашивала, гладить ли костюм Журавского. Я удивился: что с его вещами? Оказалось, он прискакал утром весь в грязи и велел отмыть одежду. Когда Фрося пожаловалась, что у барина сюртучок порохом пропах, у меня мурашки побежали по спине. Нелепая догадка ширилась в голове, обрастая пугающими подтверждениями. Вчера на банчок он не пришёл – какие-то дела. Бог знает, где мотался всю ночь. Ездил верхом и, похоже, применял оружие. Неужели Журавский и есть таинственный стрелок? Этот скучный тип? Нонсенс! Но ведь его поведение может оказаться маской? Кроме того, заявление насчёт родимых пятен, при столь очевидных признаках иной природы, уж чересчур нелепое. Даже для него. Мне необходимо проверить свою версию. Положиться не на кого. Страшно…
«Тасенька, милая, если вдруг я… если вдруг не вернусь – передай мои записки в полицию, возьми деньги и поезжай к Варе в Киев. Я был несправедлив к тебе. Ты заслуживаешь лучшего. Твой М.».
Я вышел из палаты и направился по коридору в северное крыло, где жил Журавский. В комнатах его не оказалось, но санитар сказал, что тот отправился во флигель на заднем дворе. Во флигеле хранился всяческий малопродуктивный инвентарь, и туда редко заглядывали. Я взял лампу, спустился во двор и вошёл в тёмное помещение. На пыльном полу чётко отпечатались следы Журавского, уводящие куда-то в глубь стеллажей. Ориентируясь по следам, я быстро отыскал в дальнем углу крышку люка и старый шифоньер, которым её маскировал Журавский, когда был в отлучке. Все эти простецкие ухищрения казались смехотворными. С другой стороны, никому не было дела до этого замкнутого типа.
Я спустился по лестнице в земляной тоннель, укреплённый грубыми деревянными распорами. От стен тянуло сыростью и могилой. Идти пришлось недолго, впереди замаячил свет. Передо мной был портал входа, пробитый в кирпичной стене. За порталом располагалась просторная комната. Я прикинул, что это, по всей видимости, подвал больницы. Скрытый в глубине помещения источник света озарял глухую кирпичную стену впереди. Очевидно, Журавский велел рабочим перегородить одно из подвальных помещений, создав себе таким образом тайное убежище. Я осторожно шагнул внутрь и тут же увидел Журавского.