Он говорил ещё, но тут передо мной встали образы горящей Лютожни, мёртвый Ибисов и Журавский с ножом в руке. Усилием воли я попытался отстраниться от навязчивой галлюцинации, и мне это, как будто, удалось. Однако голос не ушёл совсем. Каждый раз, как только я ослаблял контроль, он начинал звучать снова.
Не сплю третий день. Пытаюсь бороться. Выгляжу я просто ужасно. Пусть и звёзд на висках давно нет. Тася хлопочет, хочет помочь и мучается от того, что не знает как. Милая, бесхитростная душа. Зачем она со мной?
Неожиданное открытие. На днях делал трахеотомию мальчику, больному дифтеритом, и, похоже, вдохнул через трубку часть плёнок. Сделал себе прививку и получил неожиданную аллергическую реакцию в виде мучительного подкожного зуда. В таких случаях рекомендуется принимать морфий. Я начал вводить себе небольшую дозу внутривенно и поразился эффекту. Голос Поплака совершенно исчез. Первая минута: словно кто-то прикоснулся к шее. Это прикосновение становится тёплым и расширяется. Во вторую минуту внезапно проходит холодная волна под ложечкой, а вслед за этим начинается необыкновенное прояснение мыслей и взрыв работоспособности. И все неприятные ощущения прекращаются. Это высшая точка проявления духовной силы человека.
Доставать препарат для меня не так уж и сложно, но всё же хотелось бы иметь под рукой хороший запас. Здесь это недостижимо. Снова подал прошение о переводе в Вязьму.
Октябрь 1917 года
Вторая неделя в Вязьме. Перебои с поставками препарата. Сосед-аптекарь что-то пронюхал и перестал отпускать морфий даже под личную ответственность. Ненавижу его! Тасе приходится ходить в слободку. Там ещё отпускают. Но мало, крайне мало.
Февраль 1918 года
Сегодня ночью опять слышал шёпот Поплака. Он настойчив. Он гневается. Я должен ехать в Киев. Где огни, где жизнь.
Август 1921 года
Кажется, не писал в дневник уже сотню лет. Чего только не было. Избавление от зависимости, работа в газетах и рядом переворот, война. Киев, мобилизация, потом госпиталь во Владикавказе. Удивление и ужас от краха великой страны. Затем Горский театр, удача первых пьес и мерзкое ощущение от того, что пьесы неискренние, заказные. Решение бежать за границу и безумный вояж через горы. Поплак больше ни разу не говорил со мной. То ли болотная магия сгинувших сочуев была не так сильна, то ли я делал всё, как хотел идол.
В Тифлисе меня обокрали, и надежда вырваться из капкана почти угасла, но я всё же приехал в Батум. Говорил с капитанами. Хотел наняться судовым врачом. Тщетно.
Как-то в голодном бреду я вышел на берег моря и хотел добираться до Турции вплавь. Силы оставили меня, и я растянулся на песке, глядя вверх, где высоко в небе шелестели пятипалые листья платанов. Кто-то подошёл ко мне. Я с трудом поднял голову и увидел Ибисова. Он всё так же был одет в измазанный грязью плащ-крылатку. Чёрное отверстие от пули чернело во лбу аптекаря, точно зев Поплака.