— Ой ли? — зло ухмыльнулась только что вошедшая тётя Маша, — петь от счастья, значит, должна? А для какой такой цели он её вдруг купил, подумала? Дураку ясно!
С секунду они молча буравили друг друга злыми взглядами.
— Да коли и так, — фыркнула та, уже уходя, — она навряд ли достойна такой милости… Оборванка — она оборванка и есть!
Закусив губу, Марта пыталась вникнуть в суть этого диалога. Некоторые слова ей ещё плоховато давались.
— О чём это вы, тётя Маша? — спросила она, присев на краешек шаткой кровати.
— Ни о чём, девонька. Ты пока не думай об этом, — вздохнув, отмахнулась та, и тут же перевела тему. — Знаешь, трудно будет расстаться с тобой. Привыкла, привязалась к тебе я.
— Даст Бог — свидимся, — тепло улыбнулась девушка, — Не пойму только, почему я перехожу из рук в руки постоянно.
— Красивая ты, Марта, — вновь вздохнула та, теребя в руках какой-то платок, — очень красивая. И… необычная. Знаешь, только в твоих руках обернуть это для себя благом или проклятием. Главное — никогда не забывай о добродетели и женской гордости — пусть они станут твоей путеводною звездой. Будь счастлива.
— И ты, — тихо ответила девушка.
Она стала одной из камеристок царевны Натальи, сестры Петра. Та оказалась красивой, ухоженной и неглупой женщиной тридцати лет, которая была довольно добра к слугам, хотя и держала дистанцию.
Марте вполне неплохо жилось там, в Преображенском селе, рядом с царевной. Одно удручало — рутина да скука смертная. Её деятельной натуре хотелось приключений и страстей.
Ну и дождалась…