В апреле 1732 года обитатели более 500 юрт переправились в Нерчинскую область, обосновались в долинах реки и объявили о своем желании остаться там навсегда. И.Д. Бухгольц не смог склонить их к возвращению на родину, и А. Жолобов докладывал в следующем месяце о серьезной опасности сложившейся обстановки. Он просил губернатора Тобольска об освобождении его от основной возложенной на него обязанности. Позже он рекомендовал уведомить Лифаньюань, чтобы там приняли активные превентивные меры по перехвату их людей, а перебежчикам, кому удалось пересечь границу, разрешили оставаться в русских деревнях под присмотром тунгусов и бурят до тех пор, пока в местах их прежнего проживания продолжаются вооруженные столкновения. К концу 1732 года между Лифаньюанем и Сенатом произошел обмен дипломатическими нотами. Китайцы обвиняли русских чиновников, как они множество раз сделают это в будущем, в отсутствии оперативности с возвращением беглых подданных Поднебесной. Русские дипломаты отметали все обвинения, обосновав свой вывод трудностями, связанными с возвращением больших масс народа в места их прежнего обитания. Сенаторы пожелали китайскому императору большой удачи в его военной судьбе.
Российской стороне тоже было на что обижаться. Губернатор Тобольска Андрей Плещеев жаловался в конце весны 1734 года на то, что таможенники не получили удовлетворительного ответа на их многократные обращения к монгольским пограничным властям. Речь шла о расследовании случаев конокрадства через государственную границу. Он обвинял монгольских чиновников в потворстве конокрадам.
Касательно перебежчиков внимание обращалось на то, что между 1730 и 1733 годами через границу на родину в Монголию вернули 2886 юрт с их обитателями, но с проблемой как таковой разобраться не получалось. И позже ее острота не прошла. Летом на территорию Нерчинского уезда переселились обитатели 935 юрт с 2150 мужчинами годного к военной службе возраста, и на требование Г. Фирсова покинуть территорию России те ответили категорическим отказом подчиниться. Тогда И.Д. Бухгольц приказал ему собрать вдоль границы 3 тысячи вооруженных ополченцев ради демонстрации военной силы, которую Г. Фирсов действительно устроил с помощью племенных предводителей тунгусов. Китайцы удалились, но к октябрю перешли границу снова, когда убедились в том, что русское ополчение распустили по домам.
Некоторое облегчение наконец-то наступило в 1735 году. Весной из Коллегии иностранных дел губернатору Тобольска поступили категорические приказы, чтобы всех беглецов из Монголии «предельно быстро» возвращали на родину, то есть прежде чем готовившийся на границе казенный обоз перейдет на территорию Монголии. Проявивший несколько излишнее усердие А. Плещеев 10 июня 1735 года отправил на границу капитана Петра Порецкого, облеченного всеми полномочиями на возвращение беглецов домой и на улаживание любых жалоб китайцев по поводу набегов мародеров через границу. В Лифаньюане усилия русских пограничных властей в те месяцы произвели самое благоприятное впечатление, и его руководство отправило в Сенат дипломатическую ноту с выражением благодарности, сопровождавшимся сотней штук камки и тысячей цюней китайки, которые В.В. Якоби раздал тунгусам и бурятам, принявшим участие в облавах на нарушителей границы. Совершенно не скоро поступило сообщение о заключении Галданом мира с китайцами. На возвращение всех беженцев потребовалось некоторое время, но первый переломный момент удалось пережить. С установлением спокойной обстановки на всем протяжении государственной границы неудивительно, что купцы с обеих ее сторон потихоньку подтянулись в Кяхту и Маймачен.