Тем временем из-за еще одного источника трений, причем непосредственно связанного с торговлей, в 1747 году случилась мимолетная приостановка торговли. В предыдущем году несколько русских купцов, в том числе Михаил Мушников и Андрей Евреинов, сообщили В.В. Якоби о предоставлении ими кредита китайским и бухаритинским купцам в размере 20 330 рублей 50 копеек, расплачиваться за который никто явно не собирался. Дзаргучей сначала отказался заниматься этим делом на том основании, что отсутствовал в Маймачене, когда его купцы якобы подписывались под своими долгами. К 1747 году требования русских купцов по неоплаченным долгам достигли суммы 24 766 рублей, а переписка с бюрократическим аппаратом Угры только усугубляла дело. Амбан Угры отписывался в том плане, что предыдущий спор с участием П. Порецкого и члена совета Угры завершился передачей 150 недубленых шкур купцу Григорию Шелехову, после чего требования по погашению долговых обязательств он отозвал. Тогда же заключили соглашение, напоминал он, о том, что требовать следует только те непогашенные ссуды, договоры о предоставлении которых подписывались в присутствии ответственных таможенных сотрудников. В противном случае никаких кредитов русским купцам никто возвращать не собирается. Он просил, чтобы в будущем по подобным вопросам его больше не беспокоили. Тем не менее купцы с обеих сторон продолжали давать и брать ссуды под честное слово. А что еще им оставалось делать в отсутствие конвертируемой валюты или слитков благородных металлов под рукой?! С прямыми и встречными претензиями пришлось иметь дело капитану Остякову, сменившему капитана Греченинова, снятого с должности как не справившегося с задачей налаживания отношений с сибирскими коренными жителями чиновника. К 1752 году сенаторы направили жалобы в Лифаньюань и потребовали назначить ответственных китайских должностных лиц в помощь монголам на границу для погашения долгов нескольким российским купцам, а также решения других вопросов.
Во время приостановок торговли в 1753 году дзаргучей воспользовался случаем, чтобы обвинить русских соседей по еще двум делам, причем совсем не новым. Он выдвинул предположение о том, что своими запретами на частную торговлю несколькими ценными товарами — мехом камчатского бобра, тонко выделанной лисицы, провизией с продовольственными товарами и монетами — российские власти лишали китайских и монгольских купцов большой части торгового дохода. Он жаловался к тому же на то, что таможенные пошлины взимались в Кяхте в нарушение прямо сформулированных положений Кяхтинского договора. Этот добросовестный чиновник несколько лукавил, когда приводил оба случая якобы из лучших побуждений выяснения истины. На протяжении многих десятилетий все упомянутые предметы государственной монополии находились за пределами частной торговли на ввоз в Россию и вывоз из нее. То, что монополия тормозила полноценный рост частной торговли, бесспорно; а то, что ее условий строго придерживались в обсуждаемое нами время, конечно же не факт. Тот же самый аргумент можно привести по поводу таможенного режима в той же Кяхте, разве что после отмены внутренних таможенных пошлин и их замены дополнительным сбором на внешнюю торговлю на самом деле заметно подросли поборы на границе. В результате, как мы убедились, никакого заметного изменения в фактической продажной стоимости китайских ввезенных товаров и русских товаров, обменивавшихся на китайские, не случилось. Ну, возможно, кое-кто из отдельных русских купцов воспользовался таким предлогом для оправдания своих повышенных запрашиваемых цен. Главная проблема состояла в том, что внутренние пошлины от китайцев скрывали, а о новом дополнительном сборе им объявили.