— Что поделаешь? — сказал секретарь. — Пойми сам, товарищ. Ты допустил ошибку, ничего не поделаешь. Ты грубо нарушил партийный устав. Что мне делать с тобой?
— Что — что же будет со мной?
Секретарь прошелся по комнате и снова сел за стол, положив руку на папку с материалами.
— Это будет решать бюро. Сегодня. Это серьезный случай, товарищ, Мое предложение: немедленно отозвать. И дисциплинарное взыскание.
— Это невозможно!
— Если они подадут на тебя жалобу, попадешь еще и под суд.
— Я не могу согласиться с этим. Не могу.
— Это не зависит от тебя.
— Я дойду с этим и до президента. За всю мою работу.
— Заслуги — это не рента, — сказал секретарь с ударением. Очевидно, и это была одна из его излюбленных фраз.
— Я — я всю свою жизнь… С детства…
— Я знаю, — сказал секретарь. И снова на краткий миг в нем как будто что-то зажглось, искорка понимания и симпатии. Но потом он сказал:
— Ничего нельзя сделать, товарищ.
Ничего нельзя сделать. Как же так: ничего нельзя сделать? Что за глупость: ничего нельзя сделать? Что он тряпка, которой вытирают грязь и которую можно выбросить, стоит только кому-то захотеть? Хоть богу, хоть черту. Нет никакого бога. Из-за какой-то деревяшки. Из-за каких-то дерьмовых заговорщиков и воров.
— Я это так не оставлю. Я пойду выше.
Секретарь только поморщился. Очевидно, для него это закрытый случай. Было видно, что все, что еще может произойти, он уже давно знает. И что это рождает в нем чувство скуки.
— Тем хуже для тебя, товарищ. От этого дела дурно пахнет. Будет лучше, если это останется в районе.
— Дурно пахнет не от меня.
— Как хочешь. Твое право — жаловаться.
Секретарь отложил его папку в сторону. Закрытый случай. Конец, конец, ничего не поделаешь. У председателя все еще оставалось чувство, что он смог бы убедить секретаря, если бы знал, в чем заключается главная ошибка. Однако секретарь уже умер для него. Или он умер для секретаря. Закрытый случай.
— И что же мне теперь делать?
— То есть? — Секретарь не понял его. Наверное, он уже перешел к другому случаю.
— Но ведь я должен где-нибудь работать.
Секретарь сказал уже сердито:
— У нас, товарищ, нет безработицы.
— Ага, значит, так.
Его выплюнули, как гнилую черешню. Выбросили меня в аут. Мавр сделал дело. Пожалуйста, извольте, у нас нет безработицы. А что будет с ним: с человеком, с коммунистом?! Это никого не интересует. Закрытый случай. Бога вашего в душу. Он шел по коридору и топал ногами, как конь. Какая-то машинистка с возмущением выглянула из комнаты. Все равно буду топать. Я вовсе не закрытый случай. Еще не наступил конец света. Я еще всем вам покажу, кто такой Палё Томко. У меня две руки, я ничего не боюсь, две рабочие руки, они меня прокормят. Мне никто не нужен, и я никого не боюсь. Кого я должен бояться? Это мое государство, моя партия. Бога его в душу. Разве не так? Мы еще посмотрим, голубчики.