Я мог бы назвать не один, а целую уйму комплексов — при таких «геологических сдвигах», иначе и быть не могло. Это, к примеру, комплекс страха перед бедностью, который у тех, кто ее испытал, ведет к невероятной гобсековской скаредности. Комплекс, о котором говорите Вы, несколько иной. Известный словацкий писатель когда-то назвал его «вымещением зла». Здесь словак как бы вымещает зло на истории, и как homo novus[93], в историческом смысле первопроходец, он немного смешон. Немного смешон и немного трогателен.
В одном из своих предыдущих выступлений на страницах «Нового слова» Вы сказали, что после пятидесяти лет писать прозу больше не будете. Вы по-прежнему придерживаетесь этих слов? Не охватил ли Вас здоровый творческий гнев, и нет ли у Вас планов снова сказать «слово о современности» в рассказе или романе?
«…iam nunquam carmina scribam»[94], нет я не в такой степени разгневан на действительность, чтобы изменить свое решение. Кроме того, я стал мудрее на несколько лет и это тоже предостерегает меня от обращения к художественной прозе.
Я хотел бы писать публицистические статьи — правда, не постоянно и не о чем попало. Потому что, как Вы сказали, во мне достаточно гнева на действительность. И тут я хотел бы вспомнить Гёте: «O Wirklichkeit, mich reizt deine böse Gestalt»[95].
1979
Перевод И. Сырковой.
Мечты всегда опережают действительность. В период между двумя мировыми войнами в среде художественной интеллигенции возникло стойкое убеждение, будто мировая культура пришла к извечной своей цели — к единству. Об этом говорили многие, пожалуй, всех определеннее Илья Эренбург. Думаю, однако, в этой убежденности, сколь бы прекрасной она ни была, заключалось больше иллюзии, нежели реального содержания. Порождалась иллюзия двумя причинами. Во-первых, писатели, все честные интеллигенты того времени объединились на общей платформе борьбы с фашизмом. Действительно, возник единый фронт — фронт гуманизма. Но это было единство людей, а не х у д о ж е с т в е н н ы х идей. И во-вторых, говоря «культура», «единая культура», нередко имели в виду лишь европейскую культуру, а то и вовсе сужали это понятие до рамок «парижской культуры».
Сегодня, когда радио- и телеволны с легкостью преодолевают любые расстояния, когда мир стал свидетелем небывалого информационного взрыва, со всей очевидностью обнаружилось, сколь многообразную и противоречивую картину являет собою мировая культура. Иначе, конечно, и быть не может. Но многообразие не должно превратиться в замкнутость и разделенность. Ибо единство культуры — это необходимое условие ее существования. Сегодня, в пору мощного развития технической цивилизации, в частности, мрачных ее порождений — средств массового уничтожения, особенно ясно, что жизнь может быть защищена только совместными усилиями. В этих усилиях всех людей свою роль призвана сыграть и единая мировая гуманистическая культура.