Избранное (Минач) - страница 37

На поля опускались сумерки. Высокая кукуруза стояла величаво, тихо в безветрии угасающего дня. Далеко на севере высились темные силуэты гор. От болот доносился гнилостный запах и привычное кваканье лягушек. Не осушили, не довели до конца начатое дело, с досадой подумал Винцо и еще больше рассердился на старого Ленгарта. Плантация табака притаилась в полумраке. Винцо нагнулся, стараясь разглядеть в темноте величину и плотность листьев. «Хорошая работа», — пробормотал он.

И тут услыхал позади себя тихие, словно крадущиеся шаги. Оглянулся. Со стороны деревни к нему неверной походкой приближалась сгорбленная фигура. Он узнал старого Ленгарта. Винцо выпрямился и пошел дальше по полям. Но Ленгарт спешил вдогонку, Винцо уже слышал за спиной его дыхание. Он не ускорил шаг, не бегать же ему от Ленгарта, в самом деле?

— Винцо… — задыхаясь, позвал старик.

Он продолжал идти вперед.

— Винцо… погоди… не угонюсь за тобой…

Старика разобрал кашель.

Винцо остановился. Ленгарт поравнялся с ним, запыхавшись, тяжело, со свистом дыша. Немного погодя Ленгарт заговорил, все еще покашливая:

— Ведь я уж не мальчишка…

Винцо молчал.

— Да, не мальчишка, — машинально повторил Ленгарт. Потом глубоко вздохнул: — Ну, что я тебе хотел сказать? Ах да, ты считаешь, что я провинился перед народом, так?

— Провинился. — Винцо намеревался произнести это строго, но в голосе невольно прозвучал оттенок сочувствия.

— Правильно… провинился, — тихо проговорил старый Ленгарт, и нечто вроде рыдания вырвалось у него из груди.

Они присели на обочину полевой дороги, на высохшую, хрусткую траву; роса еще не пала. Одна за другой на небо высыпали тусклые, словно заспанные звезды. Старый Ленгарт, понемногу приходя в себя, но все еще сквозь кашель сказал:

— Теперь я и сам вижу — кругом виноват. Спасибо тебе, Винцо, спасибо…

И протянул Винцо руку. Винцо крепко пожал чуть потную, старую, но еще сильную ладонь, на которой не чувствуется мозолей, потому что она — одна сплошная мозоль.

Они сидели не шелохнувшись. Земля источала накопленное за день тепло, поднимался легкий ветерок. Кукуруза склонилась в южную сторону, зашелестела листьями. Впервые в жизни Винцо со всей определенностью и уверенностью ощутил: он не напрасно прожил жизнь. Его прямая, без малейших отклонений жизненная линия теперь начинает приносить плоды.

Потому что новые ветры дуют в пользу таких людей, как Винцо, по прозвищу Баламут.


Перевод И. Богдановой.

Из сборника «Медвежий угол», 1960

Перевод В. Чешихиной.

ОБИЖЕННЫЙ

Сегодня здесь и впрямь темный угол. Тучи нависают, словно непроницаемые, грязные, почти черные полотнища, протискиваются в долину, словно хотят ее придавить. До вечера еще далеко, а в долине уже совсем темно. За Небосцем грохочет гром. Из-за самой его вершины снова и снова выползают тяжелые, набухшие влагой облака и медленно оседают над долиной. «Дождь ноги свесил», — говорят крестьяне. Они стоят перед своими домиками, вертят во все стороны головой, старательно выискивают просветы, пока с горечью не убедятся, что тучи так и не разойдутся и дождь в конце концов неминуем. Начался сенокос, и теперь дождь для крестьянина — лютый враг. Потные и озабоченные, стоят они в одних рубашках перед своими усадьбами и перекликаются: «Эй, сосед! Ни за что стороной не пронесет!» А сосед отвечает: «Верно, не пронесет. Ни ветерочка! Чтоб ему пусто было, этому дождю! Будь он неладен!»