— Баламут, ага!..
— Так его!..
— Ну, он ему задаст!
— А ну-ка, Винцо, всыпь ему, задай перцу!..
Мало-помалу шум в корчме стал стихать, люди рассаживались, как привыкли делать на собрании, да тут и впрямь получилось нечто вроде собрания. Старинный Ленгартов приятель Берцо — в незапамятные времена вместе за девушками увивались и на пару хаживали с упряжками Кишфалуди — провел несколько раз по своему голому черепу со считанными седыми волосками и степенно заговорил, не глядя на Ленгарта:
— Ведь уж и я его вразумлял, Ондриш, плохо ты делаешь, плохо ведешь хозяйство. А он мне эдак наплевательски, дескать, выбирайте другого, я и без председательства обойдусь. Гордость председательская его обуяла, с человеком и не поговорит толком, буркнет сквозь зубы — а нешто мы не старые приятели? — с обидой заключил он, покосившись в тот угол, где по-прежнему Ленгарт стоял как обухом ударенный.
Ондрикова сноха вскочила, завертелась во все стороны — незавязанная косынка болтается на голове — и завопила как резаная:
— Люди добрые, ведь мы по миру пойдем с такими порядками. При первом, при тебе, Винцо, все шло путем, как следует, у нас достаток появился. А нынче все идет под гору. А все он, — она ткнула пальцем в сторону Ленгарта, — людей перессорил, дело развалил. Знай себе в корчме рассиживать да пропивать, что мы наработали…
— Верно, мы работаем, а денег нет. Как при старом режиме…
— Что ты, тогда лучше было!
Люди опять загомонили, было видно, что они давно ждали подходящего случая. И Винцо тоже подумал: отчего они так долго терпели, почему раньше не высказались? Он так им и заявил. Выбросил вперед руку, а когда поутихло, начал им выговаривать без всяких скидок:
— Какие же вы несознательные! И нечего на меня так смотреть — несознательные, и все тут. Как вы могли до сих пор терпеть такое? Неужто не можете постоять за правду?!
Люди примолкли, переглядывались. Наверное, и раньше вот так же мысленно оглядывались один на другого: кто первым выступит?
Кто-то у самых дверей произнес вполголоса:
— Да ведь не каждый — Баламут!
Но никто не засмеялся. Люди оборачивались, искали глазами задиру, но тот спрятался за бабьими юбками.
Берцо сказал, обращаясь ко всем, но в первую очередь к Винцо:
— Верно, надо было нам раньше за ум браться, правду отстаивать…
Винцо собирался еще что-то сказать, но тот окрыляющий подъем, который он в подобных ситуациях всегда почти физически ощущал где-то в груди, начал ослабевать. Впрочем, на сегодня хватит, теперь они сами справятся, и ему вдруг захотелось побыть одному, наедине с волнующим чувством удовлетворения от одержанной победы. Он вышел на улицу и зашагал в сторону полей.