– Нам нужно поговорить, Абель, – ледяным тоном начала Ильза.
Он движением ладони остановил ее и ответил:
– Я это знаю: ты раздражаешься, но я тоже раздражен. Я много размышлял о переживаемом нами печальном моменте и думаю, что нашел решение, которое может подойти нам обоим.
Жена недоверчиво взглянула на него и спросила:
– Что ты имеешь в виду?
С сочувственной улыбкой он ответил Ильзе:
– Усыновление.
Ильза от изумления потеряла дар речи. Она широко раскрыла рот, но не смогла произнести ни звука, ни слова.
Она ударила себя по животу раз, потом второй, потом третий, с каждым разом сильнее, и ее глаза наполнились слезами.
– Я своего ребенка хочу, урод, сукин сын, – сказала она наконец.
Абель развел руками.
– Я не думал, что ты такая эгоистка, – ответил он спокойно, но с оттенком горечи. – Я думал, что, спасая несчастного ребенка из третьего мира, мы сможем стать лучше, к тому же избежим стресса, связанного со сложной беременностью и послеродовой депрессией. Кроме того, не могу не напомнить тебе, что ты старше, чем нужно для первых родов.
Ильза не была готова к такому удару ниже пояса и отказалась продолжать разговор.
– Я соберу сумку и вернусь к Эвелин.
Турист продолжал играть роль огорченного и разочарованного человека.
– Я понимаю, что тебе надо подумать, – сказал он. – Но, может быть, подруга, у которой за всю жизнь никогда не было достойных отношений с мужчиной, не самая подходящая советчица для тебя в такую минуту.
Жена сумела только метнуть в него свирепый взгляд, затем вбежала в комнату и снова сложила одежду и белье в сумку, которую только что распаковала.
Абель дождался ее на пороге и попытался обнять, нежно и с отчаянием. Но она уклонилась от его объятий и ушла, хлопнув дверью.
Турист повернулся к большому зеркалу, висевшему возле двери, и повторил сцену прощания сосредоточенно, как актер на генеральной репетиции. А потом пробормотал:
– Ты всегда лучший, Абель.
В его голосе звучало ликование.
Бывший комиссар Пьетро Самбо снял крышку с кастрюльки, старым деревянным половником выловил из нее кусок моллюска и стал медленно жевать, пробуя блюдо. По его мнению, оно было идеально сварено. Может быть, его гостям понравятся эти каракатицы в черном – сваренные в собственных чернилах и поданные с жемчужно-белой кукурузной кашей. В эту пору года у каракатиц особенно нежное мясо, и ловят их всего в нескольких милях от венецианского берега.
Матис и Сесар были первыми, кого он пригласил на обед после того, как его дочь и жена уехали из дома. Ему было слегка не по себе оттого, что этот дом уже не был прежним. Дом казался ему холодным и негостеприимным, и это было еще одним свидетельством его краха. Пьетро знал, что французу и испанцу не важно, как выглядит его квартира, потому что у них на уме совсем другое, и к тому же этот обед можно было устроить только в месте, укрытом от нескромных взглядов, но это ему нисколько не помогало.