Кэмерон помолчала. Закусила на миг нижнюю губу, будто раздумывая о чем-то. Потом вздохнула и широко, белозубо улыбнулась. Зубы у нее и в самом деле оказались отменными, здесь покойный король Эринланда не ошибся. Королева легко поднялась со скамьи, взяла Артура за руки и потянула его за собой, будто знала дорогу:
– Пойдемте, герцог Айтверн. Посмотрим, что у вас за картина.
Идти оказалось в самом деле недалеко. По дороге Артур успел лишь дважды раскланяться с парой знакомых дворян, одним малерионским и одним стеренхордским, проводивших его со спутницей заинтересованными взглядами. Зайдя в кабинет, он едва успел запереть дверь на засов и уже собирался показать иностранной гостье легендарное полотно, когда та неожиданно схватила его за плечи и развернула лицом к себе. Хватка у королевы Кэмерон была не по-женски крепкой.
– Соблазняешь меня, будто провинциальную фрейлину? – спросила она на редкость любезно.
– Не понимаю, о чем вы, госпожа, – нацепил Артур светскую улыбку на лицо.
– То есть за предложением посмотреть на драгоценное произведение искусства не последовал бы бокал дорогого астарийского вина, которое мы, без сомнения, в нашем Таэрверне и отродясь не пили? Его бы ты мне предлагать не стал?
– Чего же такого ваше величество имеет против доброго вина?
Королева прижала его спиной к двери, навалилась грудью. Ее напор оказался неожиданно сильным. Впрочем, скорее уж ожидаемым, если вспомнить, что эринландка уже в двадцать лет надевала полный рыцарский доспех и сражалась двуручным мечом. Артур скосил глаза вниз – и увидел, как завязок его бриджей касается длинный обоюдоострый кинжал.
– Развлекаться с любезными вдовушками ты, без сомнения, любишь? – проворковала Кэмерон почти нежно, проведя острием кинжала по ткани его камзола от пояса вверх и обратно вниз, к штанам. – Такими сладкими речами ты добиваешься от них, чего хочешь?
Артур набрал в грудь воздуха. Выдохнул.
– Сударыня, боюсь, вы поняли меня неправильно. Я отнюдь не вижу в вас любезную вдовушку, с которой, помаявшись скукой, можно весело и развратно провести время, не питая ни малейшего уважения к ней самой. Я вижу сейчас перед собой женщину, истории о которой слышал уже восемь лет подряд и которой все эти годы восхищался. Вы называете меня мальчишкой, и это отчасти верно, я был еще мальчишкой, когда впервые узнал о вас. Узнал о том, как вы сражались храбрее любого рыцаря. Как спасли свое королевство, когда больше никто бы его не спас. О том, сколько вражеских воинов отправили вы на тот свет, – я убил врагов, пожалуй, гораздо меньше. Я, возможно, и держусь с вами излишне нагло, но это от избытка чувств, а не от нехватки уважения. Я робею, познакомившись с той самой леди Грейдан, о которой грезил подростком. А робость всегда делает меня нахальным.