— Потом расскажу. Сейчас уже можете одеваться, и уходить. Но если вы хотите продолжения, но не на камеру, то оставайтесь.
— Я бы осталась, — вяло заявила Таня.
Таня, что же ты делаешь? А как же наше единение?
— Ты как хочешь, а мы пойдем, — Тоня была явно не рада концовке этого дня.
Я никогда не снимался в любительском порно, но, возможно, основной его посыл именно такой: скоротечность и разочарование. Наверное, достаточно подписать видео «Russian student’sorgy», чтобы его начали покупать всякие озабоченные коммунисты и ностальгирующие ватники из Нью-Йорка. Возможно, многие дрочат просто на название, рисующее в их фантазии какие-то персонализированные секс-сцены, а само содержание идет лишь фоном. Для всего этого явно есть какое-то название в психологии. О том, что это видео можно использовать не по назначению, я даже не думал.
— Я тоже пошел. Вызови такси.
Смазанное завершение вечера вновь оставило меня один на один с ночью и мыслями. В квартире было тихо и как-то тоскливо.
Боря та еще мразь, и в этом мы с ним схожи. Но каждый сам себе хозяин, осуждать его, как и себя, нет смысла.
Я взял из холодильника бутылку вина, припасенную на случай женщины в моей постели, и достал с верхней полки шкафа коробку с артефактами детства. Идеальный вечер для самокопания и вечных вопросов: кем я был да кем я стал. Каждому необходимо минимум раз в год проводить эту грустную рефлексию, фиксирующую моральное разложение и постепенную деградацию личности, называемую, по обычаю, взросление.
Первой же в руки попала домашняя газета, самодельно скроенная из разных листов бумаги, несшими на себе волнующие меня рукописные статьи. Каждая колонка была исписана корявыми буквами с метровыми интервалами, и именно поэтому я продавал ее родителям по цене ниже рыночной. Но тогда это было неважно.
На первой полосе была та самая фраза. Она была фоном для слома и последовавшего спустя несколько лет последнего восстановления нашей семьи.
Предыстория была проста: в детстве я думал, что слова «салатница», «хлебница» и «любовница» одного происхождения, поэтому в салатнице подают салат, в хлебнице держат хлеб, а, значит, в любовнице хранят любовь. Да, мило и глупо.
Я осознал, что был в чем-то прав только вечером одного дня, когда отец был еще на работе, а мама впервые на моей памяти плакала навзрыд, держа в руках какой-то лист бумаги. Она случайно вскрыла письмо, адресованное моему отцу. Плакала и причитала: «Да, сынок, ты был прав. В любовницах хранят любовь. А в женах нет».
Потом нашу семью окутал ледник, охлаждавший и сковывавший, замыкавший каждого в себе. Я все еще издавал свои газеты, но родители уже просили два отдельных экземпляра. Они развелись, когда мне стукнуло 15, почему-то считая, что я уже готов смириться с таким финалом их вечной любви. Отец, живший несколько лет на два дома, после развода переехал к той самой, кто хранила в себе его любовь, с которой, оказывается, у него давно уже была дочь. Мать через полгода самоотрешения начала встречаться с коллегой по работе.