— Знаешь, наверное, ты прав.
— Ты о чем?
— Помнишь разговор про поездку в Украину?
— А, ты про это, — Боря как будто забыл, хотя в тот раз достаточно обстоятельно доказывал необходимость вступления в ряды Национальной гвардии Украины.
— Да, про это. Давай сделаем это. Мое согласие у тебя есть.
— Я так и думал, что ты решишься. Уже все давно продумано и подготовлено. Слушай, в общем, план такой, если в двух словах. Едем мы по отдельности, чтобы не светиться. Ехать надо уже со своим оружием. Этот вопрос я беру на себя. Передам тебе пистолет на днях. Вот. Это первое и сразу же второе, пока не остыло. Потом уже за границей мы встречаемся. Где именно, тут уже будут варианты, созвонимся сначала по роумингу, а потом через украинские симки. И потом двинем в Харьков, там у меня есть один знакомый, обещает помочь. Вот, в общем-то и все. Остальное зависит от нас.
— Звучит вроде бы правильно. А как мы пройдем границу?
— На поезде. Там не будет никакого досмотра, главное не везти баул с ширпотребом. Осталось решить, кто едет первым.
— И как мы это сделаем?
— Все очень просто. Помнишь, я работал в метро?
— А ты уже не работаешь?
— Да, уже не работаю. Так вот, я тебе рассказывал, что можно насрать посреди станции метро, и тебя никто не остановит? Вот такое я и предлагаю пари. Кого поймают или кто зассыт это сделать, тот и едет первым.
Это предложение было крайне странным, надо бы показать его абсурдность и дать альтернативу, но в голове только желание пошутить:
— Как странно, что нашу судьбу будет определять дерьмо.
— Именно оно всегда все и определяет. Дерьмо и по дерьму. По фекалиям можно выяснить здоровье человека, а о том, что нами управляет говно, типа денег или тупых политиков, и говорить уже моветон.
— Ох, какие мы знаем слова: «моветон»!
— И не только это, а еще «ресентимент», «декаданс» и «давайжебыстреедопьемнашепивоипойдемкакатьнастанцииметро».
— Видимо, иначе никак.
Допивая последние глотки, я понял, что говеный во всех смыслах жребий — это самое глупое, на что мне приходилось когда-либо подписываться. Несмотря на то, что Боря был мне близким другом, у меня не нашлось сил хоть запоздало, но опротестовать предложение. Возможно, где-то в глубине души мне даже хотелось, чтобы он опозорился на пол-Минска. А где-то еще глубже в трещинах естества мне хотелось поскорее разочароваться окончательно в стране, где можно безнаказанно насрать на станции метро, и удрать хоть куда-нибудь.
На «Фрунзенской» оказалось многолюдно, что странно для одиннадцати вечера, да еще и в будний день. Видимо, Боря лично созвал весь город сюда, чтобы у меня не возникло даже малейшей мыслишки тягаться с ним в разбрасывании дерьма. А ведь можно было просто договориться как цивилизованные люди, например, сыграть в камень-ножницы-бумага. Но когда Боря снял штаны, то на станции запах цивилизации сменился несколько иным. Он сделал все настолько быстро и мастерски, будто вечность тренировался: сначала на заброшенных станциях пригородных электричек, потом на малолюдных, людных и вот теперь в самом центре подземного Минска.