— Об этом узнавайте там, где вы впервые услышали. Я вам ничем помочь не могу. Кстати, скоро приедет электричка, и вы понимаете, я должен уже работать.
— Так ведь электричка уже давно стоит.
— Тем более. Я ничего комментировать не буду.
Он выпроводил меня из кабинета в коридор и посоветовал поскорее покинуть здание. Это было сделано максимально грубо, что только подтвердило мои домыслы: Максим проезжал именно тут, и был, скорее всего, пойман. Значит, он уже в следственном изоляторе. Только где именно? Тут, в областном, или в столице? Вариативность дальнейшего расследования грозилась снизить его оперативность.
Покинув кабинет большого начальника, я остался в коридоре, обдумывая свои дальнейшие действия. Очень не хотелось все бросать, и даже не ради статьи, а ради самого Максима. Вдруг из того же кабинета вышел другой офицер, на которого я не обратил внимания, когда был внутри.
— Чего стал? Пошли, покажу, где выход.
Плетясь за ним, я начал прощаться со всеми иллюзиями, которые дарил в самом начале этот КПП. На крыльце он, закуривая, спросил:
— И зачем тебе это?
— Я же говорил, для диплома.
— Идиоту понятно, что это брехня для колхозанов. Ты мне правду, и я тебе правду.
Тлящаяся сигарета дала мне полминуты на обдумывание предложения.
— Если честно, то это мой друг, и я хотел бы знать его последние слова.
— Да, друзья нынче скрытные пошли, — он тяжело вздохнул и собрался было вернуться обратно.
— Погодите, — напомнил о себе я. — А вы мне что скажете?
Офицер посмотрел на меня, почесывая фуражку.
— А, ну это. Тебе очень сильно надо?
— Думаю да.
— Ну, тогда можно сделать так. Ты на электронный кошелек кинешь мне символическую сумму в размере средней зарплаты по стране, а я тебе кину его записку. В кармане у него нашли. Я ее сфоткал сразу, как знал, что какому-нибудь балбесу понадобится. Скину фотки тебе, как только все это передадим в Минск, чтобы на меня никто не думал.
Офицер так спокойно диктовал условия, будто это не записка, а огурцы по весне, на которые и без меня высокий спрос: не купишь ты, купят другие.
— Да, это было бы отлично!
— Дай листок и ручку.
Он написал номер электронного кошелька, добавив, что кинуть можно хоть сейчас, но фотографии он перешлет, когда это будет безопасно для него.
В Минск я возвращался в не самом плохом настроении, ведь поездка оказалась не безрезультатной. Мне и в голову не приходило, что этот офицер, которого я даже по имени не знаю, может кинуть. Кстати, почему он был без бейджа?
Журналистская вылазка оказалась тяжелой не только физически — грудь и голову все еще сдавливали невидимые тиски — но и психологически. В другой ситуации меня точно гложила бы оставленная силовикам информация о себе, но сейчас проблема глобальнее: они нашли записку. Какой человек пишет записку, если собирается жить? В голову лезли отвратные мысли, не посещавшие меня с момента аварии родителей. Записка могла быть только предсмертной, иначе в ней не было смысла.