Стремительное падение… Удар! Но почему-то не сильный, почти безболезненный. Я ошалело вертела головой и ничего не понимала. Родные обои, книжные полки, картинки на стенах. Я снова сидела в своей комнате на стуле, а передо мной лежал листок с клубящимися почеркушками.
И тут же скрипнула дверь, в комнату заглянула мама. В руках она держала кувшин с морсом и тарелочку с заливным.
– Не спишь? Я тебе поесть принесла. – она зашла в комнату и настороженно принюхалась. – Ты что, курила?
– Еще чего! Ты же знаешь, я ненавижу табачный дым.
– А почему запах такой нехороший? Будто гарью пахнет?
– Наверное, из окна тянет. – я оглянулась на форточку – та, по счастью, оказалась открытой. – На соседнем балконе кто-то курит – вот и надуло.
Мама снова принюхалась, на мгновение лицо ее странно переменилось. Она даже глаза прикрыла.
А я чертыхнулась про себя: кого провести вздумала! Запах горелого ни с чем не спутаешь, а уж мама моя пороховых газов успела нанюхаться в своих командировках.
– Это не табак, – тихо произнесла она. – Это…
– Костры кто-нибудь жжет, – торопливо сказала я. – Во дворе. Я, кажется, видела уборщиков – мусор, опавшие листья…
Мама вновь распахнула глаза, поглядела на меня растерянно.
– Может, и так… На́ вот тебе, подкрепись.
– Ага, давай! Люблю заливное. Дядя Боря еще не ушел?
– Догадливая ты моя!
– Значит, пока не высовываться?
– Почему же, высовывайся, только осторожно.
– Они что, опять спорят?
Мама вздохнула:
– Мужчины без этого не могут. Ну да ничего, посидят поболтают и разойдутся. Ты уж потерпи.
Она приблизилась и склонилась надо мной. Наверное, соскучилась за время ссоры. Откинувшись назад, я порывисто обняла ее и чмокнула в щеку. Она стала гладить меня, и мы всё-всё поняли друг про друга без слов. Мама и дочка, связанные узелком, который не под силу было разрубить никакому Александру Македонскому и никакому дяде Боре. Одного мама не знала – что я не только радуюсь примирению, но еще и прощаюсь с ней. Просто на всякий случай. Перед завтрашней дуэлью.
Нет, умирать я совсем не собиралась, но, знаете, есть такой феномен: женщина в интересном положении вдруг принимается грызть мел, других тянет на яблоки, соленые огурцы или вовсе на какой-нибудь барбарис. Стресс заедают сладким, горе запивают горьким – и так далее. Вот и у людей вроде меня перед близкой опасностью появляются самые неожиданные желания.
Тот же сосед, неотвратимо уходящий из этого мира, прямо с утра выбредал на улицы и смотрел, смотрел вокруг жадными глазами, впитывал в себя небо и сотни ранее незамечаемых образов. Он даже руки свои разглядывал, словно видел впервые. А еще без конца гладил кошек, кормил хлебными крошками голубей с воробьями, замирал возле детских двориков, с придыханием наблюдая за галдящими детьми. Возможно, тоже мечтал о каком-нибудь пустяке вроде нектарина, холодца с сыром, жирной селедочки. Чтобы набить живот, словно тугой барабан, и поваляться часок-другой под солнышком.