Лиза могла, конечно, и посмеиваться, но я злилась ужасно и не понимала, почему люди вокруг рукоплещут и время от времени кричат «браво!». У меня даже легкое головокружение началось. Косясь в сторону нашей любимой библиотекарши и любуясь ее профилем, я делала мысленное усилие и пыталась встать на сторону аплодирующих. Момент перевоплощения – так это именовал Юрий Николаевич. Хочешь понять человека – встань на его место. И я честно пыталась. Зал-то вокруг был в сотни раз больше больничной палаты! И люди внимали опере затаив дыхание, с удовольствием срывались на аплодисменты. Припоминая Альбинкины реплики, я с ужасом начинала допускать, что все в этом мире поставлено с ног на голову. А что? Вдруг это мы с Лизой тугоухие да отсталые, а все прочие – как раз люди нормальные и адекватные? Мысль была не самой сахарной, но когда все закончилось, Ия Львовна утешила меня, признавшись, что несовершенная музыка, конечно, не украшала оперу, но особо и не мешала. Надо просто уметь отключаться, сосредоточивая внимание на других удачных моментах.
Мы с Лизой переглянулись, но промолчали. Ничего другого великодушная Иечка сказать и не могла.
Я же ее логику мысленно продолжила, доведя до абсурдного финала: когда, значит, мы смотрим отвратительный фильм, сначала отключаемся от плохой музыки, потом от вздорной игры, а после и вовсе от гудящего телевизора. Вывод: на фига́ вообще включать телевизор или идти в оперу?
Впрочем, «контрастный душ», подобный сегодняшнему, был мне полезен. В госпитале я слышала настоящее, в опере мне показали суррогат, только и всего. Сравнив, я еще больше оценила первое, а значит, в какой-то степени последовала совету Иечки Львовны, отключившись от дурного и сосредоточившись на хорошем.
В общем, все мои сомнения с головокружением прошли. Я вновь утвердилась в том, что лично мне дурная музыка всегда мешала и будет мешать, а занудные мелодии реверберируют во мне, как кровоток при смерти мозга, вызывая разрушающий резонанс. Помните пример из физики, когда солдатам на мосту запрещают шагать в ногу? Вот и мне моя жизнь представилась длинным и зыбким мостиком, по которому следовало скользить сугубо на цыпочках. При этом хрупкий мостик допускал под собой лишь одну реку – ту самую, по которой плыла я еще совсем недавно в больничной палате, слушая тетю Валю с Лизой.
Глава 22. К барьеру, господа, к барьеру!
Сначала я хотела взять с собой фомку, но подумала, что это чересчур. Посомневавшись, ополовинила мамин букет (это ее пациенты отблагодарили) и спрятала между цветами металлический штырь. Не самое серьезное оружие, но мало ли…