– Может, и правда они есть. – Лиза шагнула к граффити, но остановилась. – А желания исполняются любые?
– Ну, это уж какие само ЗБ выберет. Главное, что это будут твои желания. Кому-то оно мозги вправляет, решение подсказывает. А кому-то память древнюю возвращает.
– Древнюю – это как?
– Ну, можно прошлые жизни вспомнить. Как ты умирала или подвиг какой-нибудь совершала.
Лиза отодвинулась от стены, как мне показалось, даже с некоторым испугом.
– Тогда лучше не надо. – она отстраненно посмотрела на меня. – Есть такие желания, которым лучше не сбываться. Да и вспоминать, честно говоря, не всё хочется.
Не скажу, что я была разочарована, но… Чего-то в тот день я, видимо, очень ждала. Какого-то нового откровения. Ведь Лиза была не просто со мной, она была здесь – внутри.
– Наверное, ты знаешь, что делаешь. – я протянула ей руку. – Если хочешь, мы можем уйти из здания.
– Да нет, я бы, наверное, еще посмотрела.
– Тогда пошли…
Она наконец-то взяла мою руку. Пальцы у нее оказались тонкие и сильные – совсем как у скрипача или пианиста. У Катюхи, помнится, были такие же. Стоило и Лизу спросить об этом, но я почему-то не решилась. Страшновато было спрашивать о прошлом. Но если Лиза занималась когда-то музыкой, то здешние мелодии наверняка могла услышать, а услышав, разгадать и перевести на доступный мне язык.
Мы спустились еще на этаж – на этот раз по мраморной лестнице с массивными перилами.
– Смотри, и здесь все уцелело. Мрамор совсем без трещин.
– Еще бы! Такой тысячу лет простоит.
– А балясины какие красивые!
– Ты про эти столбики?
– Ну да, только правильно их называть балясинами.
– Смешное слово. – я погладила ближайшую балясину. Она напоминала шахматную изящную ладью – холодная, гладкая, без каких-либо следов копоти.
– Хотела бы я посмотреть на лестницу в те годы. Прямо дворец, а не больница!
– Это еще что! – я улыбнулась. – В левом крыле, в приемном покое, зал был украшен яшмой и малахитом.
– А янтарные комнаты здесь случайно не водились?
– Янтаря не было, а вот яшмы и позолоты хватало. Строили-то еще до Великой Отечественной – с имперским размахом. Правда, камни повыковыривали в первый же год – причем не бомжи, а те, кто закрывал больницу. А такая красотень была! – я чуть улыбнулась. – Мне знакомые про Ховринку рассказывали. Это в Москве огромная такая больничка – тоже заброшенная. Четырехуровневый подвал, десять этажей – вот только никто там не жил и не лечился. Ее просто не достроили. Потому и душа у нее пустая. В ЗБ жизнь была, все стены пропитаны чужими судьбами, а в Ховринке мертвый камень. Ребята говорили, что она потому и мстит всем, кто в нее приходит.