Спустя две минуты, держа в окровавленных руках окровавленные же ножи, я присел на небольшой диванчик и посмотрел на пленных. Все трое мальчишек, что пытались убить меня, были живы, но не могли пошевелиться, я перерезал им сухожилия. Так же я поступил и с Музыкантом, у меня были к нему вопросы. Единственно, что я сделал – это вставил кляпы, чтобы они не мешали, да связал сзади руки.
Глядя на забрызганные кровью стены, пол и частично потолок, перевел взгляд на себя. Я тоже был весь в крови. Но это все было продумано, рядом с канистрой бензина у входной двери находилась сменка.
Кровь на руках вернула меня в прошлое. Красный – мой любимый цвет, цвет крови. Я стал убийцей в десять лет, отомстив за смерть близкого мне человека. Причем сознательно и подготовившись к этому.
Пять минут у меня есть, нужно дать захваченному вору прочувствовать ситуацию, в которую он попал, поэтому можно вернуться и рассказать немного о себе, как я стал таким, и почему я стал серийным маньяком, о котором в той жизни мало кто знал. Нет, я не охотился на детей или женщин, потому что знал – это не заглушит мою жажду крови, да и не по мне это было. Мои жертвы – это такие же моральные ублюдки, как и я. То есть вся категория маньяков – от сексуальных до серийных убийц. Я не считаю себя положительным человеком, но стараюсь сделать мир чище от этой швали, заодно глуша свою темную сторону, как могу и как умею. Может быть, в будущем кто-то очистит этот мир и от меня. Я не афишировал свою тайную страсть, которая после свершения очередного убийства вычисленного мной маньяка, глушила на три-четыре месяца темную сторону моей души, давая жить спокойно. Как простому гражданину.
Итак, все началось из-за того, что мои родители в восемьдесят первом году погибли при пожаре… Нет, не так сказал. Все случилось тогда, когда наши родители погибли при пожаре. Да, у меня была старшая сестра, Юля. Мне тогда исполнилось девять лет, Юле же было четырнадцать. Несмотря на столь юный возврат, в ней уже начала расцветать природная женственность, все указывало, что вот-вот она станет одной из самых прекрасных юных девушек.
После несчастья нас определили в детский дом, так как близких родственников у нас не было, а единственная тетушка от нас отказалась. Как же я потом ее ненавидел за это, и как же потом она пожалела о своем решении! Я не умел и не научился прощать. Это были мой крест и моя добродетель. Так все от случая и данной ситуации зависит.
Детдом был в Подмосковье, причем один из сложных. Директор – откровенный педофил, любитель мальчиков, воспитателям на все наплевать, тех, кому не было безразлично, потом находили кого с проломленной головой, кого утонувшим. В общем, попали мы в рассадник зла. Сестру почти сразу изнасиловали, пустив по кругу. Несмотря на мой малый возврат, я пытался отомстить, даже найденным железным прутом избил одного из пятнадцатилетних насильников. Обратиться в милицию мне мешали коллективно. За сломанную ему руку я на два месяца попал в больницу. Когда я вернулся в детдом, выяснилось, что сестра повесилась, после этого я замкнулся в себе, ни на что не реагируя. Я был на грани сумасшествия. Как это ни странно, спасла меня другая девочка, попавшая в детдом, мне тогда уже исполнилось десять. Ее постигла участь сестры. Именно тогда я пришел в себя и начал строить планы мести. Трое из насильников к этому времени уже получили паспорта и покинули детдом. Но остальные шестнадцать парней все еще находились под присмотром тех ублюдков, что руководили ими. Дальше я действовал просто, но максимально жестоко. Дождавшись, когда их всех переведут в одну спальную комнату, пока в других идет покраска, начал готовиться. В гараже, где стоял «уазик», принадлежавший детдому, я слил пять литров бензина, и ночью, часам к двум, открыл дверь в комнату и осторожно прокрался мимо кроватей со спящими воспитанниками. Открыв крышку канистры, я начал обливать коридор между кроватями и брызгать на одеяла. Когда до двери оставалась пара метров, кто-то проснулся от резкого запаха бензина и окликнул меня.