— И Каширин будет молчать?
Пластиковый пакет наконец сорвался с куста, закрутился на ветру и умчался в сторону реки. Стало непривычно тихо, и Рамазан продолжил говорить вполголоса:
— В принципе, он обо мне ведь почти ничего не знает. Надо лишь, чтоб вы ему ничего лишнего не нашептали.
— Что касается меня — даю слово, — сказал Макаров. — А ты не можешь сказать, о чем ты меня хотел попросить в ту последнюю чеченскую встречу?
— А, мелочь. Действительно мелочь. Мне нужно было, чтоб ты на своем транспорте через блокпосты провез кое-какой груз, вот и все. Ты этого не сделал, зато сделал другой человек. Теперь он ездит на хорошей машине.
— Кажется, мы обо всем договорились. — Макаров вынул сигарету, попробовал закурить на ветру, сломал спичку. Рамазан протянул ему тяжелую желтую зажигалку:
— Возьми на память.
— Нет, спасибо. Ты их, знаю, своим людям даришь, так что это вроде как не по чину мне.
— О своих людях, кстати. Если надоест на пенсии сидеть, приходи, дам хорошую должность и хорошие деньги.
— Я воров не обслуживаю, Рамазан.
Рамазан наконец не выдержал, резко повернулся к Макарову, лицо его пошло пятнами:
— Я не все могу простить!
— Я тоже, — ответил Олег, глядя ему в глаза.
— Тебе нечего прощать. Кровь твоей жены — не на мне, который раз говорю.
— Есть газета такая — «Ситуация». — Макаров глубоко затянулся, тоненькой струйкой выпустил дым. — Мы ее там, в Чечне, больше любой другой ждали.
Рамазан недоуменно вскинул голову:
— Это ты к чему?
— К тому. — Новая затяжка, и от сигареты остался только фильтр. — Там списки наших убитых публиковали. Твои деньги в красных пятнах? Нет крови моих ребят на твоих деньгах?
— Ну, знаешь, — Рамазан нервно хохотнул, — если так рассуждать, то тебе многих судить придется.
Кавказец посмотрел через плечо на дорогу, где его ждала машина с водителем:
— Ставим точку. Я не трогаю Лаврентьева, вы оставляете в покое Каширина. Так?
— Каширин никому не скажет, что ты наживался на войне и наживаешься еще.
Рамазан больше не проронил ни слова, широко зашагал к трассе. Водитель вышел и открыл ему дверцу.
Макаров направился в глубь проспекта, в сторону Москвы-реки, где в такую погоду не было ни одной живой души и лишь молчаливые чайки проносились в сторону Кожуховского залива.
* * *
— Ты все слышал?
Водитель убрал телескопическую антенну в коробочку чуть больше сигаретной:
— Да.
— И как тебе наш разговор?
— Не знаю, Рамазан. Держится Макаров, конечно, независимо, но почему бы и не допустить, что блефует? Я же проверял по своим каналам: у него нет контактов… ну буквально ни с кем!