— Дело касалось не жены, — ответил наконец Макаров. — С женой вопрос был решен. Если бы не ранение, я бы по возвращении в Москву оформил с нею развод.
— Она знала об этом?
— Да.
— И дала бы согласие на развод?
— Думаю, да. Мы уже тяготились друг другом, когда были рядом.
— Но ваше материальное положение…
— Тамара работала в системе газового хозяйства города, неплохо зарабатывала. И потом, она не была жадна к деньгам.
— К кому же ездил Ляшенко в таком случае?
Чехотному не понравилось лицо Макарова, напряженное, побледневшее, и он решил тут же дать отбой:
— Ладно, чувствую, напрямую это к делу не относится, так что…
— Относится, все относится! И Тамара, и Рамазан, и Мишка, и Леся — все относится. Я расскажу, все расскажу, только не перебивайте. Я эту Лесю всего неделю знал. И вот… и все… даже она! Из-за меня все!
— Давайте отложим разговор, Олег Иванович. Вы, вижу, неважно себя чувствуете.
— Будет еще хреновей, если все во мне и останется. Нет уж! — Он взглянул на Чехотного, через силу улыбнулся. — Может, подскажете, что мне действительно психиатру показаться надо. Но это не комплексы, это действительно моя вина во всем. Еще раньше капитан Судаков погиб — он тоже на моей совести. Я слюни распустил, «чичикам» подставился, в госпиталь лег, а на другой день моих пацанов покосило — и Миша Ляшенко, и Зырянов без руки остался. Я из квартиры не выхожу, чтоб, не дай бог, кого из родителей и жен моих ребят не встретить, — я не смогу на них глаза поднять! Я в таком состоянии… Я пить просто боюсь. Пью и думаю, что это я приучил к бутылке жену. Да так оно и было фактически. Приеду домой — это как праздник. А как праздник без стола? А как уезжать без этого дела?
Рядом с ногой Чехотного лежала газетная вырезка, ее случайно смахнул на пол Макаров, когда убирал со стола. Чехотный попросил:
— Олег Иванович, поставь еще кипятку.
Когда хозяин вышел, он подобрал вырезку и положил в карман.
Макаров зашел в комнату, облокотился на спинку кресла, спросил:
— Я так понимаю, по гибели Тамары у вас пока ничего нет? Рамазан ушел в подполье?
— Не будем пока о нем, Олег Иванович. Зачем Ляшенко ездил в Мещовск к Котенковой?
Лицо Макарова вытянулось в удивлении:
— Ее фамилию и адрес не знал никто, кроме Миши. А Миша не мог никому… Откуда вы все узнали?
— Работа у меня такая.
Засвистел чайник, но Макаров, кажется, не услышал его.
Он стоял так же, у кресла, и отрешенно смотрел в угол комнаты.
— Леся… Мы в Степане… В Степанакерте, значит, то ли в пустующей школе, то ли в училище квартировали. Там актовый зал был, где елку поставили. Я только к часу ночи освободился, приехал — мои отмечают Новый год. Все чин по чину: минералка в бутылках, водка в чайнике. Пьяных не было, уже каждый знал, чем пьянка может кончиться. В общем, поспел я на танцы. Леся ко мне подошла… Я и в этот день, и позже жене звонил, хотел поздравить с праздниками, никто трубку не брал, не было ее дома. Такое настроение… А тут — Леся. «Я на вас давно глаз положила, еще десять дней назад, как только приехала… Но вы всегда такой строгий… Давайте Рождество вместе встретим…»