— Скотину ведут. Пойдут корову загоню, овец.
— И мне по хозяйству выбежать надо, — сказала мать.
Леся налила себе и Макарову по половине рюмки, спросила:
— Вы что, действительно не пьете?
— Да.
— Простите меня, Олег Олегович. Простите. Мы с Мишей так мало виделись… Он вскочил в кабинет: «Правда, есть сын? Правда Олег? Правда, командира нашего?» Не знаю, почему я «да» сказала. Растерялась, что ли…
— Ты говоришь неправду сейчас. Он такой же лопоухий, как и я. И светленький.
— Он просто бледный. Искусственник: у меня молоко рано пропало.
— А почему — Олег Олегович?
— Да разве мало Олегов на свете!
Она подошла к дивану, уложила на подушку заснувшего сына. Он так сжимал ручками огромного улыбающегося мишку, что она оставила игрушку у него.
Макаров смотрел на мальчика и находил все больше общего со своими детскими фотографиями.
— А если я скажу, что не верю тебе?
Леся ответила без промедления:
— Я докажу. Олег родился в мае, а у нас это… было в январе. Вот так.
Зашла в комнату Филипповна:
— Парного молока будете?
— Давно не пил.
— Попейте. У нас заночуете?
— Нет-нет, я вечерним поездом уезжаю.
Леся тоже стала собираться:
— Я провожу.
— Подари мне фотографию Олежки, если можно.
— Конечно. — Она взяла с полки деревянной тумбочки, сработанной, скорее всего, руками отца, темный пакет от фотобумаги. — Здесь все его снимки. Выбирайте любой.
К вокзалу они ехали автобусом, потом шли еще немного пешком по заметенному осенней листвой тротуару.
— В городе я бы тебя не узнал, — признался Олег. — Ты волосы перекрасила. Зачем?
— Седина полезла, — ответила она. — Вот и осветлилась. А вы тоже изменились. У вас что-то с глазами. Они вроде как потухли. Вы в отпуске сейчас, да? Миша говорил, что вы в отпуск собираетесь.
«Она ведь абсолютно ничего не знает, — подумал Макаров. — И ладно, и пусть не знает».
Пришли очень удачно: через пятнадцать минут отправлялся московский.
Олег зашел в вагон, когда объявили отправление. Стал у окна. Поискал глазами Лесю и не нашел. Вынул фотографию, взглянул на знакомое худенькое лицо. Перевернул ее. Там стояла короткая подпись: «Сделана в день, когда тебе, Олежка, исполнилось ровно пять лет. 11 октября 1996 года».
Состав дернулся, тихо поплыл перрон.
Макаров рванулся к выходу. Проводница попробовала было его удержать:
— Куда! Провожающий, что ли? Теперь до следующей остановки здесь сиди! Разобьешься, а я — отвечай, да?
Он взял ее за талию и легонечко отставил в сторону.
— Это я разобьюсь? Смотри!
Он выпрыгнул и замер на асфальте, даже не зашатался.
— Циркач! — крикнула проводница совсем не зло.