«Вы больше никогда не должны так говорить», – сказала она, а когда я спросил, почему, она тотчас начала плакать.
Ее родители, очевидно, были весьма состоятельными, потому что она получила отдельную палату, а пока положение оставалось серьезным, рядом с ней постоянно находились медсестры. Я однажды на ночном дежурстве спросил Оззи Строуда о пациентке из 303-й палаты, упомянув, что эта девушка очень загадочная.
«О, Эйвис Фаулер, – сказал он. – Да, это удивительный случай, не так ли? Ты видел результаты рентгена?»
По правде сказать, я ничего не видел. Я ответил, что интересовался не особенностями ее анатомии, а ее жизнью и характером. «Она, кажется, не ходила в школу примерно с тринадцати лет, – заметил я, – и она не собирается поступать в колледж».
«Ее семейство довольно много путешествует», – ответил он. Но тут нас прервали.
Мне тогда не пришло в голову, что в его словах был намек на некоторую близость с Эйвис Фаулер. Я был эгоцентричен, как все молодые люди, я полагал, что отыскал путь к ее сердцу, потому что она всегда радостно приветствовала меня, и я мог беседовать с ней о книгах и о музыке, в то время как Оззи казался довольно серьезным и важным, он мало чем интересовался, кроме своей работы. Я ничего не понял даже тогда, когда увидел в комнате Эйвис букет цветов. Девушка сказала, что их прислал доктор Строуд, очень заинтересовавшийся ее случаем. А потом мы сразу начали говорить о «Нортингернском аббатстве», которое недавно прочитали.
Понимаете, Оззи, разумеется, мог проявить к ней интерес – как к удивительной пациентке. Она очень быстро излечилась от полиомиелита, такие случаи никогда не упоминались в журналах, и я однажды услышал, как доктор Тэйло, ординатор при клинике, сожалел о том, что она не является постоянной пациенткой. Тогда ее можно было бы держать под наблюдением, чтобы выяснить, какие особенности организма привели к подобному результату. Оззи тогда тоже находился рядом. Он сказал: «Доктор, а можно ли предположить, что это побочный продукт другой мутации?»
Мистер Коэн, не нальете нам еще?
Понимаете, теперь я вспоминаю о случившемся, потому что все детали сходятся. А тогда замечание о «другой мутации» прошло мимо меня. Эйвис Фаулер, на мой взгляд, ничем не напоминала мутанта. У нее были две руки и две ноги, притом очень красивые. Именно ее красота меня интересовала. Я в те дни собирался заняться изучением хирургии, и исцеление от полиомиелита, каким бы замечательным оно ни было, не попадало в мое поле зрения.
Да, прошел месяц, почти целый месяц с того дня, как я увидел цветы Строуда в ее комнате – и тут случилось происшествие с яйцом. К тому времени Эйвис Фаулер уже могла немного передвигаться по комнате, хотя и не набралась еще сил, чтобы выходить в коридор. Днем я заглянул к Эйвис. Она лежала в кровати и казалась бледной. Когда я заговорил с нею, она отвечала отрывисто и вроде бы совсем не хотела общаться. Когда я попытался выяснить, что случилось, она словно бы испугалась и попросила позвать Оззи. Я сказал ей чистую правду: он отправился по срочному вызову в Вест-Сайд и не вернется, скорее всего, до ночи. Она сказала: «Ох» – и отвернулась от меня. На мгновение мне показалось, что она снова собирается заплакать, но она только слегка вздохнула и затем снова повернула голову ко мне.