В те моменты когда у меня не получалось выполнить какое либо упражнение еще раз наставник доставал иголку и грозился уколоть меня в мягкое место. Пару раз у него это даже получилось.
'Старый лохматый седой урод! — думал я зло — А я его еще жалел! Понимаю, что для меня он старается, но кажется, что он просто издевается!'
После силовых упражнений мы перешли к всевозможных растяжкам и проверке моей гибкости.
В этом элементе Иван тоже не сачковал в свое время, однако я все равно неприятно морщился и вытирал слезы покатившиеся из глаз после того как наставник несколько раз 'помог' мне потянуться 'получше'. Если бы это тело не было настолько пластичным, то он бы меня попросту разорвал.
Понятное дело, что это было далеко не так, но именно такие мысли вперемешку со всяческими оскорблениями в тот момент бродили в моей голове.
— Садись в позу медитации — после перехода в очередной шпагат сказал Феофан и устроился напротив меня.
— Наконец-то! — облегченно выдохнул я и очень медленно, стараясь не напрягать растянутые мышцы, занял указанное место.
Мы находились в наиболее пустой части спортивной площадки. Поэтому никто не мешал нашему общению.
— Иван, нам нужно серьезно поговорить — начал наставник, а после выдержав небольшую паузу продолжил — Мы наконец прибыли в место назначения. Скрылись от возможного поиска твоих родных и теперь настала пора ставить перед собой новую цель — Феофан помолчал собираясь с мыслями, а затем твердо глядя мне в глаза продолжил — Как ответственный за тебя, твое обучение и жизнь считаю своим долгом первым делом научить тебя защищаться и быть сильным. Ведь я уже не так молод как тебе кажется. Может случиться так, что завтра я уже не проснусь, банально не выдержит сердце. А я хочу умереть с осознанием того, что сделал для тебя все что только мог. Поэтому я считаю, что могу требовать от тебя полноценной работы на максимуме твоих возможностей и выполнение всех моих требований.
— Ты слишком драматизируешь — не согласился я — вспомни как недавно одним простым прыжком без разбега ты перепрыгнул двухметровую стену, в тот момент ты умирать что-то не собирался.
— Признаться я могу намного-намного больше — покачал головой мужчина — но это не значит, что я перестаю быть старым.
Я скептически осмотрел могучую фигуру наставника.
На мгновение мне опять стало страшно, а что будет если он на самом деле завтра не проснется?! Что я буду делать? Куда идти и к чему стремиться? Кто обо мне позаботится? Ведь как бы там ни было, я нахожусь в теле ребенка и не смогу даже устроиться на какую-нибудь работу. А как в этом мире с интернатами? Куда меня отправят? В общем, лучше бы Феофану еще пожить лет так десять-пятнадцать как минимум, иначе все будет очень плохо.