В живой стенографии былого было, между прочим, и такое место:
— Кто тут был? Опять этот каналья Тилибом? Как надоела мне его бездарная рожа! Как надоела!
Это говорил Кукс, сравнительно недавно…
Пять часов пролетели незаметно… Друзья устали. Они выслушали многое нелестное о себе, сказанное в разное время устами обоих. Тилибом не раз пытался соблазнить жену друга, но оказалось, что ее соблазняли другие друзья…
По все это затмили слова и обстоятельства людей, раньше живших в доме. И на фоне звуков жизни, горя, радости, смеха и отчаяния — маленькими и неважными казались личные обиды или измены.
— Руку! — добродушно улыбнулся Кукс, подойдя к Тилибому. — Видишь, мы стоим друг друга. Но забудем об этом. Все это минувшее. Двадцать лет живем в царстве социализма, а все еще продолжаем быть маленькими, подленькими… По наши дети уже — иные… Твой сын, Тилибом, уже не таков.
— Да, Кукс, мой сын иной, а следующее поколение будет прекрасно. Уже сейчас, всего за двадцать лет, успел наметиться облик будущего человека. Нам, Кукс, будет казаться он несколько странным, но это неизбежно. Будущий человек будет наивнее нас, здоровее, крепче, чище, а, главное, счастливее, Кукс, счастливее.
— Это не все и не совсем так, — добавил Кукс. — Новый человек будет умнее нас, несмотря на наивность. Да, друг, просто умнее. Напрасно думаешь, что ты умен с твоим великолепным цинизмом. Цинизм — это величайшая неразборчивость, смешанная с глубочайшим равнодушием, а, между тем, то и другое происходит только ст бессилия, только от слабости. Новому человеку не для чего быть циником. Он будет умным, великодушным и гордым, потому что будет прежде всего сильным. Посмотри, какие сейчас попадаются Лица у молодежи, какие чистые глаза, какие цельные натуры сквозят в них какие отчетливые черты и четкие души!
— Да, да, — радовался Тилибом, что неприятный разговор принял столь неожиданный поворот. — Новый человек будет прекрасен. II даже мы, старые псы, от одной близости, этого нового человека, стали лучше и умнее… Если-бы твой проклятый «Граммофон веков» разоблачил нас лет двадцать тому назад — разве мы были бы так спокойны?…
Друзья стояли и смотрели на пол, и глубокие черные морщины бороздили их усталые лица. В этих морщинах шел невидимый и великий процесс. Новая мысль, новая жизнь вспахивала старое и искала почвы для новых ростков…
— Кто знает, — задумчиво вздохнул Тилибом, — может быть, для победы над слабостями человека, которые нам казались непобедимыми, вовсе не нужны сотни лет…
— Конечно, гораздо меньше, — согласился Кукс.