), с ножами в руках окружавших моих спутников, производил жуткое впечатление, и я как раз во-время прибежал к ним на выручку. Оказалось, что доктор нанял нечто, называемое тут экипажем, проехал половину острова, изучая его геологическое строение, но совершенно забыл, что у него не было с собой денег. Когда настало время расплаты, он не мог заставить понять этих идиотов в чем дело, и извозчик забрал его часы, чтобы быть уверенным, что ему заплатят. Это заставило Биля Сканлан проявить свою деятельность, и они оба оказались бы на земле со спинами, похожими на подушки для булавок, если бы я не поправил дело долларом или двумя, отданными извозчику, и пятидолларовой бумажкой для парня с фонарем под глазом. Таким образом все кончилось благополучно, и Маракот был более похож на человека, чем когда-либо до сих пор.
>Вид полудюжины дагосов, с ножами в руках окружавших моих спутников, производил жуткое впечатление.
Когда мы вернулись на судно, он позвал меня в маленькую каюту, которую оставил себе, и поблагодарил меня.
— Кстати, мистер Хедлей, — сказал он, — насколько я знаю, вы не женаты?
— Нет, — ответил я, — не женат.
— Есть кто-нибудь на вашем попечении?
— Нет.
— Отлично, — сказал он. — Я не говорил о цели этого путешествия потому, что, по своим личным соображениям, желал сохранить ее втайне. Одной из причин было мое опасение, чтобы меня не опередили. Когда научные планы распространяются, кто-нибудь может оказать такую услугу, какую Амундсен оказал Скотту. Если бы Скотт держал свой план про себя, как это делал я, на Северном полюсе первым был бы он, а не Амундсен.
У меня лично такая же важная цель, как и Северный полюс, и поэтому я молчал. Но теперь мы накануне нашего грандиозного дела, и никакому сопернику не украсть моих планов. Завтра мы отправляемся к нашей настоящей пели.
— А что это за цель? — спросил я.
Он наклонился вперед и ею аскетическое лицо осветилось вдохновением фанатика.
— Ниша цель, — сказал он, — дно Атлантического океана.
Тут мне следовало бы прервать письмо, потому что я вижу, как оборвалось ваше дыхание, что было в действительности и со мной. Если бы я был писателем, я, наверно, оборвал бы на этом. Но так как я просто излагаю то, что произошло, я могу сказать вам, что я остался еще час в каюте старика Маракота и что я узнал очень многое и успею это рассказать вам до отхода последней лодки на берег.
— Да, молодой человек, — сказал Маракот, — вы можете теперь писать, потому что, когда ваше письмо дойдет в Англию, мы уже нырнем в воду.
При этих словах он захихикал, потому что у него свой особый, сухой юмор.