Туман на целые недели иногда закрывает от него мир. И нудно течет тогда его жизнь, точно жизнь слизняка в ракушке, погруженной на дно глубокого моря.
Теперь Елизаров испытал, как обессиливает и притупляет волю туман. Вот почему самоеды, имея новых, не расстаются и со старыми богами. По своей психологии — ни к чему не стремиться, а лишь просить — они правы: если один бог останется нем — можно просить другого.
Самоеды — пасынки суровой и злой природы.
VII.
К вечеру Елизарова стал мучить не только холод, но и голод. Со вчерашнего утра он ничего не ед. Большой расход тепла в туманной стуже только усиливал это ощущение.
Но больше всего страдал самоед. За свою привычку часто и много есть он расплачивался слишком дорого. Елизаров видел, как он голодно зевал, трогая себя за живот и, подходя к оленям, долго щупал их алчными глазами. Хотелось ему и пить, но вблизи не было воды. Подо мхом можно было найти только серую болотистую жижу, которую не осмелился бы пить даже самый неприхотливый самоед.
К девяти часам Терентий не вытерпел. Взял у Елизарова дорожную фляжку и отправился в поиски воды. Возвратился он только через час, держа в руках полную флягу. В осанке самоеда, в темных узких глазах было нечто новое, чего этнолог раньше не замечал: какое-то затаенное торжество. Подавая Елизарову воду, он спокойно и покровительственно сказал:
— Пей! Оленя скоро буду бить! Абурдать[3] станем! Брюхо твое, забыть, тоже мяса хочет?
— Как? Оленя хочешь бить?! — удивился Елизаров, смущенно глядя на самоеда, который говорил таким тоном, точно был у себя в чуме. — А на чем же мы поедем? Может к утру и туман рассеется… Восемь голодных оленей далеко не потянут.
— Туман пройдет — оленей пасти будем! — Сказав это, Терентий решительно подошел к неподвижно лежавшим животным. Выбрал небольшого быка, снял тягло и поднял на ноги. Потом обвязал шею тызеем (аркан для ловли оленей) и поволок куда-то в туман.
Заинтересованный таинственным поведением самоеда, Елизаров слез с саней и пошел по следам, стараясь шагать как можно тише.
VIII.
Так Елизаров прошел шагов триста. Мокрое, зыбкое болото сменилось сухой кочковатой возвышенностью, поросшей пушицей, ягелем и листоватыми лишайниками. Следов самоеда уже разглядеть не было возможности. Виднелись лишь оттиски оленьих копыт. Пройдя еще шагов до пятисот, Елизаров остановился. Сквозь туман он увидел небольшой холм, сплошь загроможденный плитами темно-серого сланца. На самой вершине, среди белых кварцевых глыб, копошилось нечто живое. Тогда он подкрался к самоеду совсем близко и, укрывшись за стоявшей торчком плитой, стал наблюдать.