— Это, — говорит он, собираясь с мыслями, — это было недоразумение, при том разговоре. Я тогда был уставший и…
— И малость не в себе? — подсказываю я на мгновение задумавшемуся собеседнику.
— Что-то вроде этого, — кивнув, соглашается он.
— А сейчас ты — «в себе»? А как определить, когда ты «в себе», а когда нет? Ты вешаешь опознавательный знак? У тебя сейчас есть опознавательный знак? Где он?
— Слушай, ЮнМи, хватит вспоминать прошлое. И у тебя и у меня есть друг к другу претензии. Не всё ж время их теперь вспоминать?
— А что тогда делать? У нас общих дел нет, только прошлые.
— Если нет, то они могут появиться. Я вот нормально к тебе отношусь. Я нёс тебя на спине, чтобы ты не замёрзла и не заболела.
— Я не просила, — пожимаю я плечами.
— Я не мог тебя бросить на улице в таком состоянии.
— Раз не мог, то значит, это было вынужденным, а не поступком от чистого сердца. Чего же ты за это хочешь?
— Ты могла бы быть просто более приветливой.
— Ты вынужденно тащил меня на себе, чтобы я стала более приветливой? Какая странная логика!
— Пфф, — выдыхает СынРи, — как с тобой трудно! Ты хоть каплю уважения можешь к старшему показать? К тому, кто тащил тебя на себе, чтобы ты не замёрзла?
— У этого старшего, — говорю я, — есть озабоченная кошка, которою зовут ЁСыль. Общаться с которой на всякие дурацкие темы, я совсем не желаю.
СынРи секунды две смотрит на меня и спрашивает, меняя тему разговора.
— Скажи, то, что ты играла вчера на гитаре. Это что было?
— Если бы я помнила, что было вчера, то я тебе бы сказала, а так… Извини.
— Что, совсем не помнишь? — недоверчиво смотрит на меня СынРи.
— Абсолютно! — подтверждающе киваю я, — Возможно, это была пьяная импровизация.
СынРи осуждающе качает головой.
— А я тут не причём, — говорю я, — все вопросы — к ДжуБону.
— Слушай, — не став ничего говорить про ДжуБона, интересуется СынРи, — для тебя, что так просто — писать песни?
Я в ответ пожимаю плечами и отвечаю: Просто они как-то внезапно приходят в голову, СынРи-сии.
— Напиши нам, а? — неожиданно просит СынРи, — Как для «FreeStyle»?
СынРи смотрит на меня с выражением на лице как у людоеда, который после года поста наконец-то увидел жратву. Ну, так и знал, что это «ж-ж-ж» неспроста. Нет в жизни искренности, ох, нет. Всеми поступками людей движут скрытые мотивы. Один я, бессребреник. Всё за спасибо, за просто так… Горе мне, горе!
— Я не могу, — говорю я и объясняю почему, — ты же знаешь, что у меня контракт с агентством. Все вновь написанные песни я должна сначала показывать там. А потом, как они уж решат, что с ними будут делать…