– И уксус тоже?
– Нет, на уксус ей наплевать. Я же вам говорю, она ненормальная. А еще когда я заказываю доставку продуктов – коробки всегда привозят мужчины, – то это, уверяю вас, целая история. Я ее должна предупреждать заранее, чтобы она успела запереться в своей комнате.
– Вы знаете что-нибудь о ее жизни, о том, что было раньше?
– Ничегошеньки. Она никогда со мной об этом не говорит. С удовольствием выставила бы ее, но мне неудобно. Потому что кто еще согласится с ней жить? А я девушка не злая, вот и не могу ее прогнать.
– Она выходит из дома, хоть иногда?
– Одна? Вы шутите, комиссар. Зато когда я отправляюсь в путешествие в болеутоляющей позе, она садится ко мне в машину. А мне хочется хоть иногда побыть в покое. Но поскольку я девушка не злая, то не могу ей отказать. Потом я оставляю ее в гостинице, потому что она мне уже осточертела, ой, извините, потому что я от нее устала, а сама иду гулять и фотографировать. А потом покупаю шары.
– Шары?
– Шары, в которых идет снег, если их потрясти. Это так красиво, правда? У меня их больше пятидесяти. Слушайте, если вам нравится собор в Бурже, я вам подарю.
– Большое спасибо, – сказал Адамберг, который в тысячу раз больше ценил своего мертвого паука. – Тем не менее я очень хотел бы с ней познакомиться.
– Чтобы понять, что такое арахнофобия?
– Это так называется? Арахнофобия? Подождите минутку, я запишу.
– О том, чтобы встреться с ней, забудьте. Вы же мужчина, комиссар.
– А я и забыл.
– Что вы мужчина? Странно, комиссар. Вообще-то это очень заметно.
– Нет, я забыл, что она не выносит мужчин. Подумаю об этом, а сейчас мне пора возвращаться на совещание.
– По-моему, у вас в голове какая-то другая идея, помимо арахнофобии, – заметила Ирен. Прямота и болтливость не могли скрыть ее острый ум. – Вы все-таки полицейский.
– Какая идея?
– Увидеть собственными глазами, размножились или нет пауки-отшельники.
Адамберг улыбнулся:
– Не буду отрицать.
Он в растерянности положил трубку. Эта Луиза Шеврие, о которой ничего не известно, была не просто чокнутой и ненормальной, она страдала настоящим неврозом. До такой степени, что боялась струйки белого мыла из флакона: с силой изливающаяся жидкая субстанция вызывала у нее воспоминание о пережитом изнасиловании. Он работал над многими делами об изнасилованиях, знал многих женщин, для которых присутствие мужчин было невыносимо, но ни разу не слышал о том, чтобы при виде струйки густоватой жидкости кто-то испытывал ужас и отвращение. Фобии Луизы граничили с безумием. Он, конечно, мог понять навязчивую идею, связанную с жидким мылом, но у него не укладывалось в голове, какое отношение к сперме имеет масло.