– Она была в перчатках. У всех ведь есть перчатки, – заметил он. – На нижней планке рамы на краске имеется скол. Сюда она и положила ружье.
Адамберг сделал два снимка, потом дважды сфотографировал неполный отпечаток ноги.
– Пойдем посмотрим на лестнице, особенно на двух нижних ступенях, – сказал он. – Подметка, когда сгибается, невольно выдает секреты. Как мы, когда сдаемся, когда вынуждены уступить.
Ступени одарили их тремя камешками. Неизвестно откуда – не то с кладбища, не то с дорожки, огибавшей изгородь. И смятым листочком клевера, который, хотя он не представлял особой ценности, показался маленьким прощальным подарком.
– Возьмем и его, – заявил Адамберг, открывая последний пакет.
– Зачем?
– Я люблю клевер.
– Как хочешь, – сказал Вейренк, часто употреблявший эти слова в разговорах с Адамбергом, не потому что всегда был согласен с его предложениями, а потому что знал, что в некоторых случаях возражать бесполезно.
– Ретанкур, ну что? – спросил Адамберг, подходя к столу во дворе, где лейтенант сидела на одном из двух пластиковых стульев, почесывая руку. – Вы сидите на месте преступления.
– Я все осмотрела. Ничего. Никакой нейлоновой нити, ничего. И меня обожгла эта проклятая крапива.
– Растительный яд, лейтенант.
– А у вас?
– Четыре волоса с луковицами. ДНК. И листок клевера.
– И чем он нам поможет, этот клевер?
– Он нас взбодрит.
Вейренк сел на второй стул, а Адамберг – на землю, по-турецки.
– Это пожилая дама с седыми волосами, покрашенными в светло-рыжий цвет, с химической завивкой, – произнес он. – Она путешествует со складным инъекционным ружьем в дорожной сумке. И шприцами, каждый из которых наполнен ядом двадцати двух пауков-отшельников. Ее изнасиловали в юности или в зрелом возрасте. В любом случае более двадцати лет назад, когда первый из членов банды был убит выстрелом в спину.
– Это нам не так уж много дает.
– Но приближает нас к цели, Ретанкур.
– К пятьдесят второй параллели. Забыла, как звали того моряка. Хочу сказать, как настоящее имя Магеллана по-португальски.
– Фернан Магальяйнш.
– Спасибо.
– Не за что.
Адамберг поменял местами ноги, порылся в кармане и вытащил две сигареты Кромса, уже почти сломанные. Одну протянул Вейренку, другую закурил сам.
– Мне тоже, – потребовала Ретанкур.
– Вы вроде не курите, лейтенант.
– Но эти же ворованные, так? Если я правильно поняла.
– Совершенно правильно.
– Тогда дайте и мне одну.
Так они и сидели втроем под утренним солнцем и молча курили наполовину высыпавшиеся сигареты.
– Хорошо, – сказал Адамберг и стал набирать номер на своем мобильнике. – Ирен! Я вас не разбудил?