Алекс в ее глазах изменился почти до неузнаваемости, но не внешне. Снаружи имелись, конечно, кое-какие коррективы, но не значительные. Сменил юношеские очертания на мужеские, немного обрюзг, а так вполне съедобен. Но… внутренние изменения показались Вере чудовищными, глаза потеряли блеск, плечи опали, и, вообще, было жуткое впечатление, что в хорошо знакомую оболочку близкого ей человека вселился кто-то другой. Ее передернуло, она не любила мистики, и хотелось уйти.
— Как ты? Где ты? Что ты?
— А ты?
— Я как прежде. Пытаюсь писать, кое-что печатается…
— Да?
— В основном статьи… а ты как?
— Я тоже, как прежде.… Только еще пошла учиться.
— Какая специальность?
— Психология. Очень интересно копаться в человеческом нутре… вот иду с тренинга, устала.
— Я вижу…
Всего на мгновенье между ними проскочило былое и исчезло.
— Я снова женат… у меня уже две девчонки…
— Я слышала.
— Откуда?
— Кто-то сказал вскользь… не помню. Поздравляю.
— А у тебя как?
— Хорошо. Я не замужем, пока. Ну, мне пора, была рада тебя видеть.
— Я тоже. Пока.
Вера поспешно зашагала через проезжую часть и скрылась из виду, Александр остался на скамейке. Взглянув на остатки пива в бутылке, он понял, что этого недостаточно, чтобы прогнать тоску и печальные мысли, и зашагал к ближайшей торговой палатке.
Уже когда стемнело, неуверенными движениями пробираясь домой, Алекс наткнулся на стоявшую в прихожей заспанную Соню в пижаме.
— Что, не спится без папки-то? Сонечка, что случилось?
— Страшный сон приснился, а мама моется. Папа, расскажи сказку.
— Ложись, тогда расскажу. Ну, слушай. Жила-была… так положено сказки начинать. Жила-была конфетка…
Отвыкшие от нагрузки мышцы, как заржавевший механизм, двигались со скрипом. Направляясь к машине неверной походкой, Александра сковал страх. Если бы не три пары глаз, с тревогой следящих за каждым его движением, он с отчаянием рухнул бы на землю, но нет.
Горькая ухмылка прорезала лицо, он как младенец, снова учится подчинять себе пространство. Его когда-то верный друг, исколесивший тысячи дорог, сверкал неподобающим ему лоском. Жозе с местным механиком приводили джип в порядок целых трое суток. Жозе снаружи, механик изнутри. Добравшись до кабины, Алекс рухнул на пискнувшее сиденье, поджилки предательски тряслись.
«Ну, и что дальше?» — подумал он с сарказмом.
Со времени капитуляции перед болезнью, Алекс почти не садился за руль, хотя раньше это было одно из самых приятных для него занятий — нестись сломя голову по неведомым доселе дорогам. Это создавало иллюзию бешеного продвижения вперед, то есть навстречу жизни. С тех пор, как он отказался от жизни и от борьбы, гонки перестали его привлекать.