Густаво молодец, содержал железного коня в идеальном для такой старой машины состоянии.
Алекс купил джип у французского доктора, который совсем не стремился от него избавиться, но понимал, что неугомонный Алекс способен дать автомобилю почти непрерывное движение, а не губительное ржавление среди песков. Машина была старой закваски из разряда мало эстетичных железных коробочек с минимальным количеством пластмассовых деталей, но при этом внутри такой «железяки» имелся надежный пламенный мотор мощностью в 160 лошадиных сил. И эти лошадки очень много раз вывозили на собственном горбу Алекса из непростых ситуаций.
Со сложными чувствами радости и сожаления Алекс осматривал салон: радости от встречи со старинным другом и сожаления о том, что все в прошлом. В бардачке он обнаружил карты, многих исколешенных им земель, и в лицо повеяло ароматом странствий, душа с легкостью отозвалась на призыв к путешествию и устремилась вперед, но отяжелевший в оседлой жизни разум скомандовал «тпру», и старт был отложен на неопределенный срок. С замиранием сердца Алекс все-таки решился повернуть ключ в замке зажигания, мотор с легкостью отозвался, словно и не было этих месяцев простоя. Мотор журчал ровно и уверенно, что передалось Александру. Он вдруг поверил в свои силы и, поставив коробку передач на скорость, он быстро, чтобы не передумать, отпустил педаль сцепления. Джип дернулся, но не заглох, и они двинулись в путь. Куда — неизвестно, лишь бы движение, лишь бы вперед.
После удачного старта Алексу захотелось понестись во весь опор, но он опять сдержался. Аккуратно, как нейрохирург, он выполнил виражи и взял курс на полоску гор вдалеке. Неуверенность скоро сменилась спокойствием хорошо отлаженных в прошлом движений.
Какое наслаждение — двигаться вперед с помощью верного послушного скакуна. Он совсем забыл это удовольствие, но как было приятно это вспомнить. Великая магия движущихся за окном пейзажей заставила Алекса на минуту забыть о дороге, но весьма крутая кочка напомнила о ней.
Встряска пошла на пользу, Александру захотелось петь, и он загорланил навстречу ветру: «Нас утро встречает прохладой…». Поскольку дальше слов он не знал, перешел на «на-на-на…», при этом, не теряя энтузиазма, присущего песням первых советских пятилеток, которые были знакомы Алексу по первым звуковым кинофильмам.
Голосовые связки, отвыкшие от таких нагрузок, выдавали какие-то непривычные для уха звуки. То срываясь на ультразвук, то нисходя до хрипоты, но удовольствие того стоило.
Напор ветра, врывавшийся в машину через боковые открытые стекла, нещадно мял и месил дряблую кожу лица, но на нем, то есть лице, светлой печатью лежала улыбка.