Ночью накануне отъезда я долго ворочался в постели. В голову лезли разные мысли: о маме, об этом придурке Шульмане, о старике Келлере. И даже об Аннике и Хайди. Мы условились созваниваться, но я не был уверен, что в горах хорошая связь. Чертов Шварцвальд. Чертов Шульман. Чертова астма.
И вот, когда я уже устал пялиться в темноту, меня подхватило сильным течением, закружило в водоворотах. Вокруг бушевало море. Оно яростно билось в борта корабля, окатывая солеными брызгами. Меня бил озноб, к горлу подкатывала тошнота, а ноги подкашивались от усталости. Вспышки молний стальными лезвиями вспарывали небо. Из последних сил цепляясь за мокрые снасти, я подполз к мачте и, привалившись к ней спиной, обвязал себя за пояс тяжеленным канатом. Вдруг сквозь грохот волн и раскатов грома я услышал слабые крики о помощи. Они доносились откуда-то снизу. Скрипнув зубами, я пополз к трюму. Волны окатывали с головой, каждую минуту грозя смыть в океан. Наконец, я свесился в проем и крикнул что есть мочи:
— Ээй! Есть кто живой?!
Мой жалкий вопль утонул в новом раскате грома. Я перевалился и тяжело, как мешок с песком, плюхнулся в трюм. Воды было уже по колено, и она быстро прибывала. Всполохи молний лишь на краткий миг разгоняли чернильную темень.
— Крис, — чуть слышно позвали где-то совсем рядом. Я на ощупь двинулся на звук голоса, как вдруг мою руку ухватила ледяная ладонь. На старых мешках лежал Роб. Исхудавший, оборванный, он скорее походил на полуистлевший скелет из книжек про пиратов, чем на живого человека.
— Роб, дружище, как ты? — я подхватил его на руки. И — странное дело — совсем не ощутил веса тела, словно снял с вешалки зимнюю куртку.
— Нужно выбираться, — просипел он. — Корабль сейчас пойдет ко дну. Там, в левом борту, огромная пробоина.
Я и сам понимал, что дело принимает скверный оборот. Вода в трюме уже поднялась до пояса. Люк был слишком высоко над головой, не дотянуться. Осторожно опустив Роба на кучу старого тряпья, я попытался перетащить пару ящиков, чтобы по ним, как по лестнице, выбраться из трюма, но только в кровь ободрал пальцы. Корабль жалобно застонал, словно раненый зверь. Затрещали, переламываясь, доски, и со всех сторон хлынула ледяная вода. Корабль медленно погружался на дно. В носовом отсеке, куда нас отбросило, образовалась маленькая воздушная пробка. Сантиметров десять, не больше. Можно растянуть минут на пять.
— Роб, это конец, — сказал я, судорожно глотая воздух. Соленая морская вода заливалась в рот, разъедала глаза. Отплевываясь, я барахтался из последних сил. Слышал, как рядом сипит и колотит руками по воде Роб. Воздух стал густым, вязким, как мед, а в глазах запрыгала красно-зеленая рябь.