На этот вопрос я получил ответ спустя несколько часов, когда на удивление благополучно миновав топи, мы вышли на сухую равнину перед крепостью. Внешний вид крепости подтвердил мои самые плохие предчувствия: местами расплавленные, полуразрушенные стены, отсутствие часовых на воротах, на которых виднелись явные следы от ударов. Все буквально кричало, что крепость подверглась атаке. И, судя по напряженной тишине, царившей вокруг, атака была успешной…
И лишь когда горсть оставшихся в живых защитников Артели отворила нам ворота, впуская в нутро крепости, я позволил себе неслышно выдохнуть, расслабляя напряженное тело. Однако тогда я еще не знал, что во время штурма полегло большинство моих воинов, до последнего защищавших крепость от штурма, а многих не досчитались и поныне: слишком мало осталось воинов, способных разбирать завалы во внутреннем дворе, которые наверняка скрывали под собой не меньше десятка тел.
Я бессильно сжимал кулаки, оглядывая развороченный двор, до сих пор сохранивший следы той безжалостной осады, когда воцарившаяся скорбная тишина заставила меня повернуться и попытаться отыскать среди воинов знакомую крепкую фигуру командора. Однако в ответ на мой взгляд один из хмурых воинов медленно покачал головой, и я понял, что не увижу больше храброго здоровяка Ленгли, одного из самых преданных и честных вампиров, с которым довелось мне сражаться бок о бок.
Стараясь не показывать, насколько сильно меня задела эта новость, я вновь и вновь искал в толпе знакомые черты, искал и не находил. И лишь когда вперед вышел высокий блондин и негромким голосом сказал, что это все, кто выжил, я почувствовал, как мое обычное такое холодное сердце совершило стремительный скачок, а затем быстро-быстро забилось…
От тяжелых воспоминаний меня пробудил громкий стук в дверь.
Я медленно двинулся ко входу, мрачно недоумевая, кто бы это мог быть, учитывая то, что за эти два дня, проведенных в Артели, все ее обитатели стороной обходили меня, опасаясь навлечь на себя очередную вспышку гнева.
Умом сознавая, что веду себя абсолютно неверно, я ничего не мог с собой поделать: с тех пор, как новость о пропаже Трианы достигла сознания, единственное, чему были посвящены все мои помыслы — только бы она оказалась жива. Сейчас я был готов простить ей все прошлые поступки, все, что раньше приводило меня в ярость. Я готов был даже забрать обратно все свои равнодушные слова в ее адрес, только лишь бы она в этот момент оказалась рядом со мной.
Моя слабая наивная Триана, в которой осталось так много человеческого — разве она сумела противостоять всему, что выпало ей на долю? «Только бы смогла, только бы сумела все вынести!» — про себя внезапно взмолился я, прекрасно представляя, что ей может быть уготовано в плену, если она все же там, а не погребена под каменными завалами.