- Сбежал, контра! - со странным полувосторгом-полузлорадством констатировал Зазубрин. Дотянулся до бутылки, и под тихий бульк пробормотал: - Правильно сделал, сук..н сын, все равно тут никому нах..й не нужен.*
При виде щедро расплескиваемой по скатерти водки я поторопился сам наполнить вином бокалы Саши и ее соседки; безобразные красные разводы совсем не то, что требуется нашему столу.
- Что ж, товарищи, выпьем за продолжение "Белой гвардии", - поднял неожиданный тост Зазубрин.
- Ему не придется писать смертельный "Батум"... - тихо добавил я скорее для себя, чем собеседников.
Однако был услышан:
- Вы так хорошо знаете Михаила? - вопрошающе подняла брови дама.
- К сожалению нет, - признался я и, поднимая рюмку, в полный голос заявил: - Но совершенно уверен, Булгаков тут единственный, кого потомки будут с удовольствием перечитывать через сто лет.** То есть был тут.
Над нашим краем праздничного стола повисла бестактная тишина.
Каждый писатель уверен в собственной нетленке. Каждый мнит себя великим. Мы тут никто - они все. Сплоченные в редакциях и коллегиях, десятках авторских союзов, сбитые на пьянках рабкоров, пер...трахавшие по кругу женщин своего круга, их сестер, подруг и, боюсь, многих братьев и мужей. В их шкафах спрятаны штабели скелетов. Они сплоченная, злобная, склочная стая. Мы никчемные чужаки. Только авторитет Бабеля дает нам шанс влиться, стать своими за свински ломящимся столом.
- Браво, молодой человек! Браво! - без усилий сорвала флер напряженности дама. - Давно я не слышала столь тонких комплиментов.
Она склонилась поближе к Александре, и принялась что-то ей тихо рассказывать по-французски. С каждым словом глаза моей супруги все больше и больше расширялись, пока не приняли совсем уже неприличный вид. При первой же паузе Александра быстро ткнулась в мое ухо, и на одном дыхании выпалила, почему-то тоже по-французски:
- Любовь Евгеньевна*** - жена Булгакова!
- Oh mon Dieu! - схватился за голову я.
- Держи, поможет! - Зазубрин недрогнувшей рукой протянул мне новую, полную дьявольской жидкости рюмку. - Все проблемы в нашей жизни от женщин! Они лучше нас, мужчин, умнее, даже умирают они красивее!
- Красиво нужно жить, а не умирать, - проворчал я. Однако рюмку принял.
В борьбе с успевшим подостыть антрекотом я краем уха прислушивался к тихому щебетанию: Саша рассказывала новой знакомой историю про найденное утром письмо. Наболело у нее, не иначе; и все бы хорошо, да только с каждым словом жены глаза Любовь Евгеньевны все сильнее наливались тоскливой болью. Угрызений совести по этому поводу я не испытывал, меня раздирало на части любопытство. Кажется, я незаметно для самого себя достиг того странного состояния, когда подсознание уже решило для себя что-то очень важное, а вот сознание - все еще ждет финального толчка.