- Спаси вас Бог, милочка! - наконец прервала затянувшийся монолог госпожа Булгакова. - Тогда, в восемнадцатом, я с большевиком не смогла.
Саша не осталась в долгу:
- Собралась умирать, да встретила Алешу, - так удивительно просто она изложила историю нашего знакомства. - Не допустила Пресвятая Богородица греха тяжкого.
- О, та жизнь, что колеблется все время на краю! - очень по-своему истолковала слова моей жены Любовь Евгеньевна. - Чужие лица, незнакомые слова, узкие кривые улицы. Грязный Константинополь, провонявший рыбой Марсель, серый мокрый Берлин. Тогда все вокруг казалась мне кошмарным сном. Каждый вечер я мечтала проснуться на утро, а за окном Литейный, пушистый белый снег, дворник у ворот о чем-то ругается с посыльным, - тени прошлого мира скользнули по ее лицу. - А получала нескончаемые, глупые тараканьи бега в пыли, по жаре или стуже, да редкие танцульки ради куска хлеба. Если бы не Миша, я бы там верно погибла!
Тут, как раз на упоминании всуе тараканьих бегов, я вспомнил булгаковский "Бег". Конечно не саму пьесу - но снятый по ней кинофильм, а в нем нелепый, вяло плывущий по мужским рукам образ Серафимы. При девушке осталось все нужное для жизни: молодость, здоровье, образование и манеры, недурная внешность, знание европейских языков. С таким заделом ничего не стоит устроиться в любой стране огромного мира. Вместо этого она весь сюжет ошивалась возле сломавшихся генералов разбитой армии, а в финале, уже совсем от полной безнадеги, кинулась на шею юродствующему, здорово смахивающему на князя Мышкина, приват-доценту.
Видели мы с Мартой во множестве подобных фиф, когда запускали в Берлине торговлю воздушными шариками. Угораздило тогда меня попытаться подсобить бедствующим на чужбин соотечественникам, дать объявление о найме продавщиц в эмигрантской газете. Отклик вышел на удивление слабым, итоговый результат - того хуже. Кандидатки заваливали тесты все как одна - вместо улыбки на лице гримаса, тупой ступор, а не действия в сложной ситуации, про расторопность в обращении с кассой и говорить не приходится.
Сможет ли подобная дама научить нас с Сашей жизни?!
- Простите великодушно, Серафима Евгеньевна, - намеренно сбился я в имени. - Никак не могу поверить, что полки универмага Wertheim не помогли вам проснуться.
Я рассчитывал, что жена Булгакова обидится, и наконец-то прекратит мучать Сашу и меня своей опасной патетикой. Но не тут-то было.
- Вы очень... необычный молодой человек, - обратила гнев в натянутую улыбку Любовь Евгеньевна. - Милочка, - переключилась она на Сашу, - вы уверены, что ваш муж не большевик с дореволюционным стажем, или тем паче, не чекист?