— Ваши солдаты.
Лицо Мильдера посуровело.
— Кто ваш правнук? Он стрелял в германских солдат? Старичок еще больше сгорбился и смахнул платком набежавшие слезы.
— Ему было четыре года.
— Обер-лейтенант Гель, — резко сказал Мильдер, — разберитесь, чьи это были солдаты. Я накажу их. Они были пьяны?
Старичок отрицательно покачал головой.
— Не надо скорбеть, господин генерал. Война не бывает без жертв. Вы тоже убивали, когда сражались. Мои солдаты уже многие пали смертью храбрых. Такова наша с вами профессия. Мы приносим смерть во имя жизни и счастья нашей нации. В России скоро война закончится. И потом мы наведем здесь порядок. Вы будете довольны.
— Я тоже много воевал, и мои солдаты убивали врагов, но они никогда не трогали детей. Убить беззащитного ребенка — это крайняя степень жестокости.
«Какое он имеет право судить нас, немцев, высшую арийскую расу, нашу доблестную армию, когда мы призваны самим богом установить новый порядок на земле? — подумал Мильдер. — Не генерал, а слезливая женщина. Или даже на лучшего представителя их нации — дворянина, генерала — подействовала большевистская пропаганда, которая подчеркивает на каждом шагу жестокость немецких войск? Надо сгладить тяжелое впечатление у этого старика. Он еще может быть нам полезен…»
Мильдер поднял бокал и, не чокаясь, выпил сам, предложив налить рюмку собеседнику. Но тот сидел, повесив голову, неподвижный и нахохлившийся, как большая усталая птица.
— Вы дворянин, господин генерал. Мы вернем ваши привилегии. У вас было, конечно, поместье? А большевики все отобрали и сделали вас нищим… Они держали вас в лагере в Сибири?
— Кто они?
— Большевики…
— Нет… Я попал в плен в первую мировую войну и был в лагере военнопленных у немцев. Три года, под Дюссельдорфом. В Сибири меня никто не держал.
— И вы решились вернуться назад, в большевистскую Россию? Разве вам было плохо в Германии? Мы, немцы, гуманно относимся к русским эмигрантам.
— Все было. Хорошего для себя у вас я не видел. Россия — моя родина.
— Странные вы, русские люди. Злопамятны. Давнюю обиду помните. А мы вот пришли к вам и протянули руку, хотим помочь…
— Слишком поздно нам возвращаться к старому. Теперь у нас общие цели и одна у всех родина — Россия.
«Что-то не слишком податлив этот старый сухарь. Не так-то просто найти с ним общий язык. Или набивает себе цену? А что, если попытаться сыграть в откровенность?» Мильдер тяжело вздохнул, встал, подошел и сел рядом с собеседником.
— У меня… — он наклонился и доверительно произнес вполголоса, — скажу, как солдат солдату… большая неприятность. Меня чуть не сняли с дивизии. Не выполнил приказ из-за этих партизан…