– Значит, я уезжаю? – медленно проговорила она.
– Это намного лучше для твоего здоровья! – бойко воскликнула игуменья и повернулась к Мари-Эммануэль. – Понятно, что мы очень сожалеем об этом. – В оправдание она пожала плечами. – Но что ты станешь делать с таким ослабленным здоровьем?
– Верно, – поддакнула Мари-Эммануэль. – Что станешь делать?
Во время короткой паузы в груди у Люси вскипела медленная волна обиды.
– Я была здорова, когда вступила в общину. Есть же мой медицинский сертификат.
– Может быть, дело в возрасте? – с бесконечным тактом предположила Мари-Эммануэль. – Он против тебя.
– Это вы против меня, – тихо сказала Люси, – и всё, что здесь есть. Я вступила в общину, желая возвыситься до Бога, а вы постоянно толкали меня вниз – втягивали во что-то недостойное и жалкое. Вы отобрали у меня всё.
– Ты все-таки не понимаешь, – задыхаясь, возразила наставница. – Дело в уставе – в абсолютном подчинении. Я была сурова, только чтобы ты усвоила его. Ты сама себя отвергла. Ты не похожа на других. Мать игуменья знает… – Она умолкла и в подтверждение своих слов вскинула руки.
– Теперь это не важно, – глядя на Люси, ровно произнесла мать игуменья. – Для нашей общины большое несчастье, что ты нам не подошла, тем не менее с этим делом покончено. А теперь тебе следует спокойно подумать о своем возвращении.
Люси сжала бледные губы. По-прежнему никаких извинений, никаких встречных упреков. С самого начала предполагалось, что она заблуждается, – просто этот вопрос не подлежал обсуждению. Они хотели отделаться от нее – это она ясно понимала. Что ж, теперь у нее не было желания остаться!
– Можете не опасаться, – сказала она с какой-то печальной гордостью. – Я сразу же напишу сыну.
– Я уже написала, – спокойно сообщила мать игуменья. – Он должен получить это письмо сегодня, ваш добрый сын.
Они сделали даже это – написали ее сыну в выражениях, ей неизвестных, и она так и не узнает о них. Та же несправедливость, уязвляющая ее и пробуждающая прежние обиды!
Люси напрягла щеку, чтобы та не подергивалась, и невозмутимо произнесла:
– Письма недостаточно. Вы должны телеграфировать. Телеграфировать, что я приеду завтра.
– Нет! Нет! Это невозможно, – принялись монахини увещевать ее. – Слишком скоро. Хотя бы через неделю.
– Я не желаю здесь оставаться, – медленно, с нажимом процедила Люси, и это далось ей нелегко. – Здесь мне все ненавистно.
– Но ты все еще слишком… слишком утомлена!
– Я здесь не останусь, – твердо, категорично повторила она.
Несмотря на слабость, она отчаянно стремилась сохранить выдержку и показное спокойствие. Она не изменит себе. Тем не менее ее волнение росло. Она воскликнула: