Как она и ожидала, за этой дверью находился короткий полутемный коридор, в котором были еще три двери. Из-за одной двери доносился какой-то монотонный приглушенный голос, за двумя другими царила мертвая тишина.
Для начала Надежда приоткрыла ту дверь, за которой был слышен разговор, и заглянула в щелку.
За этой дверью оказался небольшой кабинет, заставленный такими же безделушками, как и торговый зал. В глубине кабинета за старинным письменным столом красного дерева сидел обрюзгший мужчина средних лет, видимо, владелец магазина. Он прижимал плечом к уху телефонную трубку и разговаривал, одновременно что-то записывая карандашом на листке бумаги.
— Старуха одна живет? — проговорил он в трубку. — Да, это хорошо… племянница приезжает? Это плохо… договориться с ней можно? Это хорошо…
Бритоголового типа здесь не было.
Надежда притворила дверь, при этом петли скрипнули, и хозяин магазина насторожился.
— Кто здесь? — проговорил он, подняв глаза. — Это ты, Валентин?
Надежда Николаевна беззвучно отошла от первой двери и подкралась ко второй.
За этой дверью находилась кладовая. В ней стояли металлические стеллажи и полки, заставленные такими же старыми вещицами, которыми торговал магазин.
Бритоголового и здесь не было.
Надежда подошла к последней, третьей двери. Она была закрыта на защелку. Открыв ее, Надежда убедилась, что эта дверь выходит на задний двор.
Пришлось признать, что бритоголовый прошел через магазин и вышел из него этим путем.
Надежда тоже вышла из магазина. Она оказалась в типичном петербургском дворе — пара чахлых деревьев, скамейка, мусорный контейнер и ржавеющий старый «запорожец», на капоте которого блаженствовал черный кот с порванным ухом, выдающим вспыльчивый характер этого кота и его бурную жизнь.
Выхода из двора не было видно, так что, если бритоголовый тип попал сюда, дальнейшая его судьба была покрыта мраком.
Правда, скоро выяснилось, что кот — не единственный живой обитатель двора. Едва Надежда вышла из магазина, как рядом с ней возникла бодрая старушка в тренировочном костюме, которая подозрительно уставилась на Надежду и проговорила скрипучим, неприязненным голосом:
— И ходют, и ходют тут всякие! И мусорют, и мусорют! Тут свои-то так намусорют, что за целый день не уберешь, а тут еще посторонние ходют! От них-то самая грязь… а на кого все шишки падают? На Тапочкину! Будто это Тапочкина не убрала! А чисто не там, где убирают, а там, где не мусорют! Это еще товарищ Графинов говорил!
— А кто это — товарищ Графинов? — на всякий случай поинтересовалась Надежда.