Мсье и Мадам, были ли они «парой»? Предоставлялось ли Мадам право принимать гостей, как это принято сейчас на Западе, или же она должна была при первой же возможности исчезать из гостиной, как это практикуется в исламских странах? Если Мсье приглашают на ужин, должен ли он взять с собой Мадам? Редкие свидетельства, найденные в документах, не позволяют сделать на этот счет однозначного вывода. Единственное, что до сей поры удалось установить со всей определенностью: Мадам имела право навещать подруг — разумеется, в сопровождении кого–либо из домашних.
Жена была большим ребенком, которого следовало беречь и опекать, имея при этом в виду ее благородного отца и — ее приданое. Цицерон и его приятели сплетничали в письмах о шалостях таких вечных девочек–подростков, которые, например, пользуясь отсутствием мужа, отбывшего управлять провинцией, могли с ним развестись и выйти замуж за другого. Такая обезоруживающая инфантильность тем не менее приводила к осложнению политических отношений между их знатными мужьями. Понятно, что эти милые создания вовсе не собирались поднимать своих мужей на смех: мольеровских сюжетов на тему супружеской измены в Риме попросту не существовало, а если бы римляне имели о чем–то подобном представление, то Катон, Цезарь и Помпей стали бы образцово–показательными рогоносцами. Муж был хозяином своей жены, так же как он властвовал над дочерьми и прочими домочадцами; если жена ему изменяла, это, конечно, не доставляло ему удовольствия, это было нехорошо, но не более того: как если бы, например, неожиданно забеременела его дочь или рабы начали уклоняться от работы. Если жена его обманывает, его обвинят в недостаточной бдительности или решимости, постольку поскольку он допустил супружескую измену; да еще, пожалуй, и в попустительстве общему падению нравов — по слабости его характера, подобно тому, как у нас обвиняют родителей трудных подростков в том, что те были излишне мягкими и избаловали своих детей, не сумев оградить их от контактов с уличной преступностью, представляющей серьезную угрозу общественной безопасности. Для мужа или отца единственным способом избежать общественного порицания было — первым публично заявить о безнравственном поведении своих домашних. Император Август в своем указе подробно рассказывает об интимных связях собственной дочери Юлии, Нерон — об измене своей жены Октавии, и все это только для того, чтобы не быть обвиненными в «терпимости», а значит, и в потворстве пороку. Остается лишь восхищаться — или осуждать стоическое молчание других мужей.