Но она этого не делала. Точнее, она говорила и что-то такое, но в ее речи попадались и странно конкретные фразы, настолько точные и личные, настолько утешительные и расстраивающие одновременно, что единственное, на что меня хватило – это не разреветься от их узнаваемости и печали, которую они во мне вызывали.
– Откуда вы это знаете? – то и дело повторяла я. А потом слушала ее объяснения насчет планет, Солнца и Луны и их расположения в тот момент, когда я родилась. О том, что это значит – быть Девой с Луной во Льве и восходящих Близнецах. Я кивала и думала про себя: «Все это куча безумного антиинтеллектуального «нью-эйджевского» бычачьего дерьма», – а потом она говорила что-нибудь такое, от чего мой мозг рассыпался примерно на семь тысяч кусков, поскольку это было абсолютной истиной.
Ровно до тех пор, пока она не начала говорить о моем отце.
– Он был вьетнамским ветераном? – спросила она. Нет, сказала я ей, не был. Он недолго состоял на военной службе в середине 1960-х – на самом деле служил на базе в Колорадо-Спрингс, где служил и отец моей матери, так они и познакомились. Но во Вьетнаме он никогда не был.
– Такое впечатление, что он похож на вьетнамского ветерана, – стояла она на своем. – Может быть, не буквально. Но у него есть нечто общее с такими людьми. Он был глубоко травмирован. Он был ранен. И эта рана инфицировала его жизнь – и инфицировала вас.
Я не собиралась кивать. Все, что случилось со мной за всю мою жизнь, смешалось в тот цемент, который удерживал мою голову в абсолютно неподвижном состоянии в минуту, когда астролог начала рассказывать мне о том, что мой отец инфицировал меня.
– Ранен? – вот и все, что я смогла из себя выдавить.
– Да, – подтвердила Пэт. – И у вас рана в том же месте. Именно это проделывают отцы, если не исцеляют собственные раны. Они наносят раны своим детям в тех же местах.
– Хм-м, – протянула я с ничего не выражавшим лицом.
– Я могу ошибаться. – Она уставилась на лист бумаги, лежавший между нами. – Это не обязательно нужно понимать буквально.
– На самом деле я видела своего отца лишь трижды после того, как мне исполнилось шесть, – сказала я.
– Задача отца – учить своих детей быть воинами, вселять в них уверенность, чтобы они могли вскочить на коня и ринуться в битву, когда это необходимо. Если не получаешь этого от своего отца – приходится учиться самостоятельно.
– Но… думаю, я уже воин, – запинаясь, пробормотала я. – Я сильная… я смотрю судьбе в лицо… я…
– Дело не в силе, – перебила меня Пэт. – И, возможно, вы пока не в состоянии этого понять, но может настать такой момент – пусть не сейчас, а много лет спустя, – когда вам понадобится оседлать свою лошадь и скакать в гущу битвы, а вы придете в замешательство. Вы будете медлить. Чтобы исцелить травму, нанесенную отцом, вам придется вскочить на эту лошадь и ринуться в битву, как воин.