— Немцы рассчитывают на внезапность. Знают, что со стороны Тикича мы их не ждем. И еще хочу сказать: здесь действует полк немецкой четырнадцатой танковой дивизии. Хорошие вояки! Приходилось с ними встречаться…
Затрещал телефон.
— Вас просит командир корпуса, — передает мне трубку телефонист.
— «Днепр» слушает.
— Степан Федорович, — слышу голос нового командира корпуса генерал-майора Алексеева, — «друзья» наши опять зашевелились. Справа от тебя.
— Знаю, товарищ генерал.
— Так вот, постарайся усилить оборону на переправах, пока они не начали…
Майор внимательно следит за моими ответами, пытаясь понять суть разговора.
— Командир корпуса предупредил о том же? — спрашивает, когда я кладу трубку.
— Да.
— А сколько у нас исправных машин?
— Одиннадцать. Позже будут восстановлены еще десятка два, а пока одиннадцать.
— Прямо скажем: не много, — задумчиво произносит Шашло. — Отсюда вывод, Степан Федорович, — надо опередить немцев…
Бригада тронулась. На башне предпоследней машины — мы с Шашло.
Только выскакиваем за деревню, начинается бой. Наш замысел не удался. Противник нас опередил и захватил одну переправу. Его танки продолжают перебираться на наш берег. Две «тридцатьчетверки» уже горят.
Бросаю взгляд на начальника политотдела. Тот невозмутим. Его серые глаза изучающе осматривают поле. У нас одновременно появляется мысль отвести машины влево за высотку.
Отход наших танков противник, вероятно, принимает за хитрость, потому что не преследует. Наоборот, замедляет движение. Мы пользуемся этим и лощиной южнее Лисянки выходим к переправе.
Выстрелы из-за укрытий поджигают несколько вражеских танков и наводят на немцев панику. Подоспевший стрелковый батальон помогает нам отбить переправу и занимает оборону.
Начинает смеркаться. С высотки наблюдаем за поведением противника. Около нас окопались бойцы стрелковой части. Выясняю, что НП командира их полка и телефон в двухстах метрах сзади.
Надо доложить командиру корпуса о сложившейся обстановке.
Вместе с Шашло направляемся к НП. А когда возвращаемся, попадаем под автоматный огонь. Стреляют с высоты, к которой пробираемся и которую оставили всего минут двадцать назад.
— Немцы просочились, — приходит к выводу мой спутник.
Пришлось залечь и ползти назад.
— Встретимся после войны, обязательно напомню тебе, как ты, коммунист, гитлеровцам кланялся, да на животе перед ними ползал.
— Ползать по-пластунски меня один старшина научил. Спасибо ему, — тихо смеется Шашло. — На действительной службе мы про себя проклинали его за требовательность, а теперь, вижу, наука пригодилась.