— Пойдем к экипажам, — говорю Загорулько. — Надо хоть коротко поговорить с людьми.
Шагаем, занятые каждый своими мыслями. Политрук вдруг прерывает молчание:
— Степан… Людей поведу я!
От неожиданности останавливаюсь:
— Почему ты? Разве я уже не командую батальоном?
Загорулько глядит на меня в упор. В его взоре легко прочесть упрек. Но говорит он спокойно:
— Сейчас не время считаться. Хотя, если уж говорить правду, опыта у меня больше. На финском приходилось действовать в не менее трудной обстановке. — Видимо, он чувствует, что я начинаю колебаться, и, улыбаясь, заканчивает — Словом, решено. Засекай время, через тридцать минут немцев на церкви не будет!
Я все еще стою в нерешительности. Риск велик. Местность перед городом открыта. Правильно ли посылать в бой заместителя?
Если что случится, будет ли спокойна моя совесть? Я не верю предчувствиям. Но сейчас почему-то волнуюсь. Поднимаю руку, чтобы протянуть Загорулько, и тотчас опускаю. Хорошо, что он не заметил моей минутной слабости.
— Желаю успеха, — говорю ему. — Только будь осторожен.
— Не беспокойся. Засеки время. Ровно через тридцать минут!..
Вслед за группой политрука уходят танки старшего лейтенанта Вейса и старшины Ковальчука.
Чтобы отвлечь внимание противника, приказываю трем машинам демонстрировать атаку в километре правее основных сил батальона. Перехитрить противника не удается, у него достаточно сил. Большая часть его артиллерии бьет по танкам Загорулько.
Вскоре получаю неприятное сообщение от Ковальчука: машина Вейса горит. Со своего наблюдательного пункта вижу, как старшина поворачивает на помощь старшему лейтенанту. Но тут же вспыхивает и его танк. «Тридцатьчетверка» Ковальчука делает еще несколько выстрелов. А люки ее все не открываются. «Наверное, заклинило», — решаю я.
На центральную улицу выскакивает наша головная машина. Она вырвалась из-под обстрела, но по броне ее бегают багровые язычки пламени.
В бинокль видны цифры на борту, по ним узнаю танк Загорулько. На максимальной скорости, стреляя на ходу, он несется к центру города. Несколько снарядов попадают в церковь, колокольню застилает пыль, оттуда сыплются куски кирпича, обломки досок. От прямого попадания осыпалась часть купола, обнажив железные ребра арматуры.
Вымахнув на площадь, танк Загорулько резко развернулся и врезался в церковь. Над нею поднялись тучи дыма и пыли. Вражеское пулеметное гнездо и наблюдательный пункт прекратили свое существование.
Прежде чем доложить командиру дивизии о выполнении его приказа, невольно смотрю на часы. С начала атаки прошло меньше тридцати минут. Передо мной встает образ замечательного патриота, политрука Ивана Загорулько, совершившего подвиг. Мне показалось, что я слышу его последние слова: «Засеки время…».