Вспомнился последний разговор с политруком. Он рассказывал о семье, делился планами послевоенной жизни.
— Разобьем фашистов, Степан, и придется нам с тобой расстаться, — мечтательно говорил он. — Ты, конечно, в армии останешься, а я уйду. Нам после войны много строить придется. Поеду в Сибирь или лучше в Среднюю Азию, поставлю металлургический завод, а потом буду там инженером. Ты ко мне в отпуск приезжай. Нет, правда. У меня жена хорошая, гостей любит…
Большим жизнелюбом был Иван Загорулько. А потребовалось — и отдал жизнь не задумываясь. И этого человека, честного коммуниста, считали врагом, два года томили за колючей проволокой!..
К вечеру танки собрались в лесу. Но не все. Не вернулись кроме Загорулько машины Вейса, Ковальчука, Воскобойникова, Овчаренко.
Только сели закусить, заявился сержант с полевой почты. В руках у него перевязанная бечевкой пачка конвертов.
— Братцы, получай письма, — улыбается сержант.
Еда, конечно, забыта. Танкисты тесным кольцом окружили почтальона. Стоят и те, которые заранее знают, что никто им не напишет, чьи близкие находятся на оккупированной территории.
— Сомов!
Сомов тут же, рядом, но каждый старается его обрадовать:
— Тебе, Сомов, письмо!
— Сержант, дай, я передам Сомову.
— Алмазов! Получай два письма.
— Вейс! Старший лейтенант Вейс!..
Молчание. Почтальон переводит взгляд с одного лица на другое, прикусывает нижнюю губу. Теперь ему остается отнести корреспонденцию обратно на полевую почту. Да и не мало других писем после сегодняшнего боя пойдут в обратный путь.
Еще утром Вейс рассказывал мне о своей дочурке Клаве. Девочка увлекается живописью, не плохо рисует акварелью. Особенно удаются ей весенние пейзажи на Волге.
— Дайте мне письмо Вейса, я отвечу.
Сержант протягивает мне голубой конверт. Адрес старательно написан детской рукой.
Я невольно представил себе тщедушную, худенькую, белокурую девочку Клаву, и сердце мое сжалось от боли. Она не знает, что сегодня стала сиротой. И долго еще не будет знать. Ждет, наверное, не дождется весточки от любимого папочки. А сколько слез прольет, когда почта принесет до обидного сухие слова официального извещения: «Старший лейтенант Вейс погиб смертью храбрых…».
— Ермолаев! Раз, два… Ого, тебе четыре письма.
Тот, кто был на фронте, знает, какое чувство испытывает воин, получив весточку из дому.
— Овчаренко! Старший лейтенант Овчаренко!
Опять молчание. Говорю почтальону:
— Сержант, дайте мне. Я и на это письмо отвечу.
В конверте что-то плотное. Распечатываю и нахожу там исписанный листок почтовой бумаги и маленькую фотографию. Аня. Знакомые черты лица — тонкие, как стрелы, брови, ровный нос, маленькие детские губы, ямочки на щеках. Только выражение глаз другое. Сосредоточенное, задумчивое. Одета в военную гимнастерку. На голове уже не затейливая шляпка, а темный берет. В письме Аня коротко рассказывает о своей жизни. Учится на курсах радисток. После окончания их постарается получить назначение на тот участок фронта, на котором будет муж. Заканчивает: «Целую. Твой боевой друг Аня».