…Девушку звали Настя. Я проводил ее до городской библиотеки, где она и работала. Не знаю, «доза» ли так действовала, но все боли, пока шел с Настей, исчезли полностью, и чувствовал себя на удивление бодро. У входа, когда прощались, она оставила номер телефона и адрес.
— Заходи в гости, — мы уже перешли на «ты». — Звякни только сначала. Можешь даже сегодня. Только после шести, а то я работаю.
— Зайду, — я кивнул. — Может, даже сегодня.
Она с прежней застенчивостью поправила волосы и улыбнулась — открыто и доверчиво, как улыбаются дети, а глаза вновь смягчились и просветлели, став ясными-ясными.
— Тогда до встречи.
…Скользя отрешенным взглядом, но ничего не замечая, я возвращался домой. Я шел по присыпанному песком тротуару, а перед глазами — только одна картина: поправляя берет, стоит и робко улыбается Настя, а глаза ласково светятся. Я вспоминал улыбку, глаза, ее опрятную фигурку и ладонь, коснувшуюся щеки, и чувствовал, как охватывает меня тихая радость.
И я рассмеялся, я сорвал шапку и запрокинул голову, — снова шел снег, и снежинки таяли на лице, но я только улыбался — сам не зная чему. Да и какая разница, чему, ведь жизнь — это радость. Это только радость, тихая радость, кроме которой ничего и нет, — как я не понимал этого раньше? Это же так просто… Я смотрел на низкое, затянутое облаками небо, на падающий хлопьями снег и ощущал, как распахивается душа этому зимнему небу, этому снегу, всё падающему и падающему без остановки, смотрел и не мог ничего вымолвить. С глаз словно пала пелена, и я лишь удивленно, будто в первый раз смотрел на этот огромный мир, распахнувшийся в своей неведомой радости и красоте, радости, пришедшей неведомо как, неведомо откуда. Я не знал, как родилось это чувство, как и почему возникло, просто в какой-то момент (в какой?) я понял, что это так и есть, что иначе и быть не может. Не спрашивайте меня об этом — я просто знаю…
Я брел по улице, откинув капюшон, без шапки, а вокруг хлопьями падал снег, падал на волосы, за шею, но я только улыбался, тихо и счастливо, неизвестно чему и кому. Я смотрел на незнакомые, но казавшиеся почему-то такими родными и близкими лица прохожих, кидающих быстрые удивленные взгляды, — лица хмурые и неприветливые, — и мне хотелось кричать: люди, улыбайтесь — ведь вы живете! Улыбайтесь этой радости! Ведь она не далеко, не в небесах каких-нибудь, она всегда «вот», всегда рядом, вокруг и внутри, — не гоните ее от себя! Это же так просто — быть счастливым! Для этого надо только быть, только жить и дышать. И любить. Да, любить — это сумрачное небо, эту промерзшую землю, и даже нас, людей, порой таких грязных и убогих. Но главное, любить эту жизнь — всякую, временами безысходную и нестерпимую, любить, даже если не за что, вопреки и назло всему. Даже если осталось совсем немного, — всё равно она радость.