— Ничего не боюсь, — глаза его блестели, — ничего теперь не надо. В дорогу пойду налегке.
Я быстро поднял обрывок и прочитал: «и Слово было у Бога, и Слово было «Радость». Это была Весть.
…Они собрались споро, да и собираться-то особо было нечего: монах привел пасшегося неподалеку осла, но когда стали прощаться, на дороге раздался стук копыт, а затем появился и всадник. Он соскочил с коня, незаседланного гнедого рысака, и бросился к Спутнику. Это был Иаир.
— Учитель, — он был сильно взволнован и тяжело дышал, — в селе солдаты Пилата. Ищут Тебя. Их Малх, тот чернявый, привел. Грозятся синедрионом, если не выдадим. И Малх дочку забрать обещал. Узнать хочет, как получилось, что умерла, но жива осталась. Только не отдам я ее. А Ты уходи, беги, они и здесь скоро, наверно, будут. Выдаст Тебя кто-нибудь.
Отдышавшись, он ловко для своего сложения запрыгнул на гнедого.
— Я обратно, мало ли что без меня. А Ты уходи быстрее, я только предупредить хотел.
Он хлестнул рысака и скрылся за поворотом.
События дальше понеслись вскачь. Отец Яков побледнел и встревоженно оглянулся.
— Верно Иаир говорит, уходить надо, слишком уж место открытое. Как на ладони стоим.
Но Спутник молчал.
— Давайте отсюда, — повторил монах, беспокойно озираясь. — Село недалеко, а с солдатами прокуратора лучше не встречаться, страшные они люди и слава про них дурная идет.
Отец Яков подхватил узду осла и взглянул на нас.
— Ну, что встали? Уходим.
Но Спутник даже не тронулся с места, — Он молчал, а на губах — улыбка, то ли горькая, то ли просто усталая. И когда монах потянул за рукав, Тот только покачал головой — было поздно.
Было, действительно, поздно: вначале за холмами послышался гул, — гул приближался, а затем на дороге показались один за другим два тяжелых армейских грузовика, обтянутых пятнисто-серым брезентом. Они ехали с зажженными фарами, мощный свет которых нестерпимо слепил, и я лишь заслонился рукой. Они затормозили, и я услышал, как раздалась короткая и резкая как щелчок команда офицера «К машине!», после чего из-под брезента высыпали солдаты.
Свет убавили, и я опустил руку. Вокруг кольцом стояли люди в сером камуфляже, с имперскими эмблемами на рукавах, в таких же серых беретах. И все в масках — или это были лица? — бледные, почти бескровные, с тонкими, будто нарисованными губами, на которых застыли странные, словно гримасничающие улыбки, а в прорезях для глаз темнела пустота. Они стояли молча и неподвижно — ждали приказа.
Из кабины первого грузовика вылезли двое. Одного я узнал сразу: красавец в черном, которого Иаир назвал Малхом. Второй была высокая женщина в сером, но лица не разглядел — скрывала вуаль. Я увидел лишь, как чуть приподнялась сеточка и мелькнули чьи-то красные, ярко красные до неестественности губы, что-то шепнувшие Малху. Тот ответил и, выйдя в круг, ослепительно улыбнулся нам, словно лучшим друзьям, а затем небрежно, но не без изящества хлопнул в ладоши и коротко кивнул людям в сером. Это была команда, и всё произошло быстро: двое скрутили не сопротивлявшегося Спутника и подтащили к Малху. Тот махнул: в машину! Спутника затолкали в грузовик, а вслед, после команды «По местам!», в кузов полезли и солдаты, по-прежнему молчаливые, с бессмысленными жутковатыми улыбками-гримасами на лицах-масках.