— Но почему он не одолжил у меня? Или даже у Армстронга или Мак-Нейла?
— Он не хотел, чтобы ты знал, потому что ты осудишь. Вот настолько он забавен, Гелерт. Все должны его одобрять. Он к тебе несколько снисходителен, верно? А у бедняги Иэна, ягненочка, ни гроша за душой, пока не умрет кто-нибудь из родственников, или он какую-то работу не получит, или что. Армстронг, между нами говоря, миленький мой… Чем меньше этот друг будет знать о наших семейных настроениях, тем лучше. У него и так уже отец по струнке ходит, как я, кажется, упоминала.
— Эти чертовы фотографии?
— Эти чертовы фотографии. Кстати, я намереваюсь на них взглянуть. Просить нам их показать бесполезно, потому что мы, конечно, их увидим — официальные. Над ними он сейчас и работает. А если мы скажем тогда: «Хорошо, но покажите нам остальные? Покажите фальшивого Иакха, покажите моментальный снимок, как кто-то подменяет змей, кадр, где отец заносит мясницкий нож над юным сыном Александра Карри, покажите остальные, на которых вы собираетесь нажить капитал!» Что он нам ответит?
— Что понятия не имеет, о чем речь. То же самое, что сказал мне, когда я его спросил, не у него ли мое микенское золото. Ох, Миган, я этим страшно разочарован.
— Да, это понятно, — сказал Миган безразлично. — Что волнует меня, — сказала она, останавливая его возле какого-то магазина и пристально глядя на дверь, — ладно, не поворачивайся. Мимо нас сейчас проходит ужаснейшая женщина, которую я просто терпеть не могу, и я не хочу, чтобы она знала, что я ее видела, потому что иначе она пошлет меня домой с общим приглашением для всех, а никто к ней идти не хочет, и я думаю, что нам можно получить пять минут покоя и тишины в Афинах перед выездом в Эфес.
— Ты мне собиралась сказать, что тебя волнует.
— А, да. Ну, можешь думать, что это моя сумасшедшая идея, но перед самым нашим выходом в Элефсин — или это было на следующий день? — в общем, где-то в самом начале Кэтлин поделилась со мной предчувствием, что произойдет что-то очень плохое.
— Что именно?
— Ну, она немного видит третьим глазом… Или это она так думает?… И она совершенно ясно видела, что до конца путешествия кого-то из нашего отряда ждет смерть.
— Но никто же…
— Пока нет. Но есть же еще поездка в Эфес. И понимаешь, — она потянула его прочь от магазина, и они двинулись в сторону дома, — все сейчас хорошо. Эта одиозная дама ушла. В ней турецкая кровь, и это самое лучшее, что в ней есть. Да, так я часто думаю, что отец — человек с суицидальными наклонностями, вот и все.
— Я бы так не сказал, — возразил Дик.